А священный Камень, олицетворяющий собой один из символов веры, оказался вдруг в логове самых отъявленных безбожников, отрицающих многие положения ислама и исповедующих крайне гнусные и невероятные для истинных мусульман вещи. Эти люди открыто занимались кровосмешением, отрицали Пророка, а сам Камень использовался ими как опора для ног в отхожем месте.
Должно было пройти целых двадцать лет, прежде чем по настоятельному требованию правоверных святыня не была возвращена на своё место, при этом обстоятельства её возвращения были весьма загадочными… Однажды во время пятничной молитвы в одну из мечетей Ирака был подброшен мешок с семью осколками камня. В мешке была записка, в которой говорилось следующее: «По приказу мы его взяли – по приказу и возвращаем…» Другой, более достоверный источник, называет точное место находки – соборная мечеть в Куфе и всего лишь две части Камня. Богословы сразу же догадались, что перед ними похищенный двадцать лет назад Хаджар Аль-Эсвад. Обломки скрепили между собой железными гвоздями и отвезли в Мекку.
Однако по внешнему виду трудно было определить подлинность камня. Разумеется, у него не было никакого, выражаясь современным языком, технического паспорта или даже более-менее внятного описания. Размеры, форма, вес – всё это довольно сильно расходилось по многочисленным свидетельствам, оставленным в разные времена. Говорят, что когда карматы увозили его из Мекки, под его тяжестью пало три верблюда. Сейчас же возвращённый камень был настолько мал, что всего один верблюд легко справился с ношей. Даже цвет его на самом деле был не истинно черным, как можно было бы предположить из названия, а скорее нечто вроде тёмных оттенков красного. Что, если карматы подбросили им просто булыжник с дороги? Нельзя было возвращать святыню на место, не убедившись в её подлинности. Но как это было сделать? Те, кто хранил образ камня в своей памяти, в последний раз видели его двадцать лет назад в целости и сохранности, вделанным в восточный угол Каабы, сейчас же предстояло опознать несколько различных осколков.
Можно было прямо сказать, что не осталось уже людей, помнивших его настолько хорошо, чтобы быть уверенными без колебаний. Дабы развеять все сомнения, камень был подвергнут испытанию. Было доподлинно известно, что Хаджар Аль-Эсвад обладает одним удивительным свойством, отличающим его от других камней – настоящий Черный Камень не тонул в воде. Именно так, через погружение в воду, он и был признан настоящим и вновь занял своё место в Каабе, на этот раз уже собранным из отдельных частей. Но это была не последняя трещина, нанесённая ему человеком. Был ещё какой-то одержимый египтянин, ударивший его дубиной, но о том не осталось почти никаких упоминаний. Последний инцидент, связанный с камнем, произошёл в 1932 году, когда какой-то афганец пытался извлечь его из стен Каабы. До сих пор семь осколков Камня удерживает на месте большая серебряная оправа, огибающая угол Каабы и скрывающая в себе его большую часть, оставляя паломникам лишь небольшое отверстие для поцелуев и прикосновений.
– Но зачем Аль-Мамуну понадобилось прятать Камень в пирамиде? Для чего? С какой целью?
– Действительно – зачем? На первый взгляд это весьма сложный и неоднозначный вопрос! Какая причина могла бы заставить Повелителя правоверных, духовного лидера мусульманского мира, скрывать от этого самого мира один из символов его веры, защитником которой он был определён по происхождению? Но ответ вполне предсказуем и очевиден – Аль-Мамун спрятал Камень, чтобы избежать его осквернения в будущем, о котором он каким-то непонятным для нас образом знал или догадывался. Современники халифа неоднократно упоминали о его способности предвидеть будущее. Неизвестно, что давало ему такую способность и обладал ли он ею вообще, но, по странному совпадению, до похищения Камня карматами оставалось менее ста лет.
Халиф не ошибся с выбором места. Такой тайник, как Великая Пирамида, во всех отношениях был надёжной гарантией сохранности Камня. Никто не стал бы искать его на виду у всех. Прошли бы сотни, даже тысячи лет, но Камень так бы и оставался под надёжной защитой. Все ищут сокровища, золото, бриллианты – и никому в голову не приходит мысль искать здесь что-то отличное от этого. Даже если кто-то случайно и расковыряет пробки, вряд ли он обратит внимание на какой-то там камень. В лучшем случае он будет навсегда утерян в кучах мусора вокруг пирамиды, но никогда не попадёт в недостойные руки. А именно это и было целью халифа. И, скорее всего, он не имел намерения навсегда спрятать Камень – возможно, лишь на некоторое время. Но Аллах знает лучше… И сегодня нам выпала честь снова держать его в руках!
Насколько точно этот ответ Мансура смог объяснить загадку Камня – нам не известно. Но одно можно сказать уверенно – Аль-Мамун снискал себе репутацию халифа-еретика. Он заметно отличался от своих предшественников, большинство из которых всё время нахождения у власти были заняты привычными для властелина делами: военными походами, борьбой с внутренними и внешними врагами, а то и попросту пустыми развлечениями. Роль халифа
34 как заместителя Пророка, руководителя мусульманской общины, со временем была как-то забыта, потеряла своё былое значение. Только паломничество к святым местам – хадж и война с неверными – джихад, оставались теми двумя обязанностями, по которым халифа и можно было отличить от любого другого самодержца той эпохи.
Аль-Мамун отчасти вернул этому образу его исконное определение. Со своей новой религиозной доктриной он выступил как духовный реформатор, до того неизвестный среди мусульманских властелинов. Впервые в истории ислама он предпринял попытку государственного регулирования вопросов вероисповедания. Начатые им религиозные реформы были сложным и рискованным делом, вдвойне сложным и рискованным в стране, где ислам является основным регулятором всех сторон жизни государства и общества. Неудивительно, что такие реформы были крайне негативно восприняты сторонниками традиционализма. Но они были по-своему неизбежны, само время продиктовало их появление. Это было то время, когда вынесенная за пределы Аравии религия арабов уже ощутила на себе новые неизбежные воздействия. На плодородной почве Ирака появились первые противники ортодоксов, умеющие мыслить и спорить. Возникли прения между набожными и вольнодумцами, жаркие споры между догматиками и свободомыслящими. Скрытый в самой природе человека вопрос неизбежно готов был направить его разум на разъяснение самых сокровенных божественных тайн. Был ли создан Коран, ниспосланный последнему из Пророков, или же он существовал извечно? А если вдруг он был создан, то имеет ли право человек подвергнуть его содержание свободному толкованию и, возможно, изменению? Такие вопросы были немыслимы ранее, а вопрошавший должен был быть безумцем, играющим со смертью. Сейчас же такой открытый подход к самым сокровенным основам веры не только не преследовался, но и даже был возведён в ранг государственной политики. Отныне занять высокие государственные посты можно было только пройдя через испытание, где претендент должен был признать положение о сотворённости Корана.