Сын вырос достойным отца. Он перенял от него не только страсть к наукам и искусствам, но и жестокость в делах и твердость в решениях. Возможно, он даже в чём-то его и превзошел. Его путь к власти начался с братоубийства. Немыслимый грех! С его молчаливого согласия был обезглавлен его собственный брат – Аль-Амин. Пусть они и не были родными братьями, а только сводными, но всё же это страшное преступление против одной крови не могло иметь оправдания. Почему же отец выбрал Аль-Амина своим наследником? Конечно же, он был прав – власть халифа признавалась законной по происхождению. Многие могли и даже брали её силой, но всё равно не считались истинными правителями. Аль-Мамун хоть и был старшим среди братьев, но, к несчастью, мать его была персидской невольницей, и он не мог с полным основанием считаться наследником династии Аббасидов, ведущих свой род от самой семьи Пророка, да пребудет с ним мир. Что же плохого было в его персидской крови, подумал Аль-Мамун? Ведь персы правили тысячу лет и не нуждались в арабах ни дня, а мы правим ими всего пару столетий и не можем без них и часа! Всё искусство управления халифатом построено по образу и подобию империи персов, многое взято из их обычаев и знаний, а на самых важных постах в государстве делами заправляют всё те же потомки огнепоклонников.
Отец, предвидя их будущую вражду, заранее распорядился о том, кто займёт его место после смерти. Вместе с сыновьями он отправился в Мекку, чтобы призвать их к согласию и смирению. Там, в центре Запретной Мечети, внутри священной Каабы
3, где сам Всевышний и его ангелы были тому свидетелями, два юных принца подписали предложенное им соглашение о разделе власти. Аль-Амин был назначен стать халифом, а его старший брат получал независимость в политических и военных делах и обширные восточные провинции. Подписанный документ был помещен на хранение в Каабу, тем самым получив особую, лишенную обыденной формальности, ценность. Отец полагал, что братья не осмелятся нарушить обет, данный ими в самом святом для всех правоверных месте. Ведь то, что когда-либо происходило здесь, всегда было отмечено незримой печатью, которая считалась сильнее любых земных печатей и свидетельств. И не успели ещё высохнуть чернила на бумаге, как в подтверждение незримого участия им был ниспослан знак свыше. То, что случилось, было бы, конечно же, простой случайностью, случись оно где-нибудь ещё. Но здесь, под черными покрывалами Каабы, все невольно вздрогнули, когда Аль-Амин уронил поданный ему свиток с документом. Несомненно, это был недобрый, очень недобрый знак, но никто не решился сказать об этом вслух…
Их договор был нарушен сразу же после смерти отца. День ото дня тёмные мысли становились тёмными делами, намерения превращались в поступки, обещания, данные перед лицом Бога, нарушались одно за другим. Их подданные в смятении пытались угадать, на чьей стороне окажется сила. Некоторые из них, поддавшись трусости, подстрекали братьев скорее взяться за оружие. В один из дней в Мекку срочно отправился гонец Аль-Амина, чтобы изъять из Каабы свитки с обязательствами. Хранители дверей не осмелились перечить, документы были взяты, и Аль-Амин порвал их, тем самым предрешив начало кровопролития. Началась гражданская война, братоубийственная в полном смысле этого слова.
Поначалу удача склонялась на сторону младшего из братьев. Как законный наследник, имеющий всю полноту власти, он не сомневался в успешном исходе военной кампании. Он даже заранее приготовил для Аль-Мамуна серебряные цепи, в которых тот должен будет предстать перед ним для суда. Аль-Мамун вдруг вспомнил, как на мгновение он усомнился в своих силах и позволил тревоге и сомнениям овладеть его волей: «Как я могу противостоять ему, когда на его стороне большинство отрядов и командиров, большая часть денег и запасов перешли к нему, не говоря уже о тех милостях и подарках, которыми он щедро осыпал людей в Багдаде? Люди склонны к деньгам и ведомы ими. Когда они находят их, они уже не заботятся о соблюдении данных обещаний и не желают выполнять обеты…»
Но звёзды на небе предсказали ему победу, и постепенно успех в сражениях оказался на стороне Аль-Мамуна. Он быстро обрёл преимущество, и вскоре его отряды уже осаждали Багдад. Целый год осадные машины обрушивали на город огонь и камень. Ужасные разрушения и смерть мирных жителей потрясли ещё недавно цветущую столицу. Поэты не находили слов, чтобы передать скорбь и страдания невинных, дым от пожаров застилал полнеба. С обеих сторон тяжелые манджаники
4 непрерывно выстреливали в воздух каменные снаряды и горшки с зажигательной смесью. Горе было тому, кто попадался им на пути! Но тем, кому удавалось избежать смерти, летящей с неба, не всегда удавалось миновать её на земле. На улицах осаждённого города бесчинствовали мародёры, целые кварталы оказались во власти преступников. Вчерашние оборванцы и карманники притесняли всех без разбору: стариков и женщин, богатых и бедных. Никто не мог чувствовать себя в безопасности. Да что там чернь! Сам Повелитель правоверных, сам халиф Аль-Амин позволил себе невиданные ранее поступки и преступления! В тщетных попытках найти деньги на поддержание своего войска он опустился до открытого грабежа зажиточных граждан! Но даже эти бесчестные поступки уже не могли спасти его трон.
Дела шли всё хуже и хуже. С каждым днём Аль-Амин терял людей и лишался поддержки подданных. Предвидя скорое поражение, он пытался найти забвение в вине. Тем временем целые отряды во главе с командирами переходили на сторону неприятеля. В конце концов в распоряжении Аль-Амина остались только шайки бродяг и нищих, из которых удалось организовать подобие отрядов обороны. Эти необученные и даже невооружённые толпы смогли оказать на удивление ожесточённое сопротивление и поразили своей дерзостью и отвагой даже видавших виды воинов. Прикрытые только пальмовыми листьями и соломенными щитами, а то и вовсе нагие, они бесстрашно шли навстречу копьям и стрелам, в то время как их прекрасно оснащённый и вооружённый противник отступал под градом летящих в него камней. Эти оборванцы готовы были драться всего лишь за горсть фиников, а те из них, чьим ремеслом по жизни были грабежи и убийства, упивались возможностью безнаказанно творить преступления и чувствовали себя настоящими героями. Такова была горькая правда этой войны. Она превратила вчерашних воров в героев, а доблестных мужей – в отчаявшихся трусов. Но когда Тигр был перекрыт, и лодочники перестали подвозить продовольствие, то начавшийся голод заставил даже негодяев задуматься о спасении своих никчемных жизней. Окружённый со всех сторон, Аль-Амин понял всю бессмысленность сопротивления и попытался начать переговоры. Он ещё надеялся на благополучный исход и спасительный плен, но судьба распорядилась иначе.