Царица поцелуев. Сказки для взрослых - читать онлайн книгу. Автор: Федор Сологуб cтр.№ 74

– Посидите на террасе, я сейчас, – сказала девочка.

И побежала вокруг дома. Вера поднялась по ступенькам на террасу. Перед нею открылся знакомый с детства вид на Волгу, на луга, поля, деревни. Блеснули в стороне золотые кресты на храмах старого города Сонохты. Все знакомое с детства, привычное и в последние годы такое волнующее. Вера прислонилась плечом к столбу, всматривалась в широкие дали и длинные тени и задумалась, замечталась. Как бы некий сон наяву опустился на нее, – и захотелось вдруг, чтобы умедлили быстролетные минуты. Зачем? Ведь сны золотые, снившиеся ей, о победе предвещали, и не знала она, что кровью орошен путь к победе. Или знала, знанием утаенным и темным, не восходящим к холодному свету сознания? Но теперь душа ее отдыхала. Вера слышала несколько раз прибегающие и убегающие звуки ног маленькой хозяйки и сквозь мечты следила их шум с ласковым душевным любованием, – простодушный идиллический шум.

– Сестры обе ушли, я одна, – сказала девочка.

Вера подошла к столу, где уже были расставлены обещанные снеди. Наливая холодное, с погреба, густое золотисто-желтое молоко в граненый стакан, девочка спросила:

– Ваши друзья – социалисты?

– Только социалисты – наши друзья, – отвечала Вера. – У бедных нет других друзей.

Девочка покачала головою, и черные кудри ее рассыпались, набегая на глаза. Сказала:

– Вы ужасно поспешная и очень доверчивая. Все хорошее в социализме принадлежит христианству.

– Христиане хотят, чтобы мы верили и молились, – возразила Вера. – Нет, мы хотим сами построить свою жизнь и сами возьмем все, что нам надобно.

– Да, – спокойно отвечала девочка, – христианство об этом и учит, о человеке, что он творит чудеса. Вы думаете, что Евангелие говорит о любви и милосердии? Об этом говорят и другие книги. Христианство учит, что такое человек и какая у него власть и сила.

Вера сказала упрямо:

– В чудеса мы не верим.

– Чудеса мы творим, – отвечала девочка, – мы, люди, спасенные Человеком Христом.

62

Вдруг послышался из сада сильный, низкий и негромкий голос:

– Валентина, с кем ты говоришь?

Вера не слышала, как подошел к террасе Разин. Она обрадовалась и испугалась. В замешательстве отставила стакан, поспешно встала из-за стола и повернулась к лестнице. По ступенькам легкою походкою всходил высокий, сильный старик с коротко подстриженною седою бородою и седыми курчавыми волосами. Его желтая полотняная рубашка была стянута широким кожаным поясом. Подходя к нему, Вера сказала:

– Иван Гаврилович, я к вам, посоветоваться. Очень важное для меня.

Он пожал ей руку, сказал:

– Здравствуйте. Садитесь, побеседуем.

И пошел к столу. Вера шла за ним, опустив глаза к его легко ступающим по доскам пола небольшим и красивым, сильно загорелым стопам. Он сел за стол и сказал дочери:

– Валечка, налей мне молока, а потом иди, милая, подальше, – наша гостья хочет поговорить со мною наедине.

Валентина быстро и ловко налила молоко в большую стеклянную кружку, поцеловала отца в мелкие морщинки на темно-желтом виске и быстро побежала в сад.

Вера смотрела на спокойное лицо Разина, на котором лежали пробившиеся из-за вьющихся вокруг проволок хмеля и дикого винограда лучи уже невысокого, но все еще жаркого солнца, – смотрела на игру лучей в гранях стекла, – и рассказывала. Кто она. Как жила. О матери. О родном доме. О работе на фабрике. О женихе. О его друзьях. И особенно подробно рассказала о встрече в лесу с Гореловым и о разговоре с Шубниковым.

Разин слушал внимательно и смотрел прямо в Верины глаза. Его неотступный взор не смущал Веру. Разин казался Вере совсем простым, доступным, понимающим все, что она говорит и думает, и ей легко было говорить с ним. Она испытывала такое чувство, как будто никого чужого перед нею нет, как будто она самой себе говорит о себе, приводя в ясность все свое былое, и свои мечты, и надежды.

Окончила, замолчала. Разин продолжал смотреть на нее молча. Потом, проведя рукою по седой своей бороде, он заговорил медленно и раздумчиво:

– Так, очаровала ты его. Заклинательница змей, сильного и хитрого змея хочешь ты подманить своими чарами. И не боишься, что змей обовьется вокруг тебя, красавица, сильный, чешуйчатый, кольчатый змей. Да, не боишься. Ты – смелая. И упрямая. Что задумала, то сделаешь. Нетерпеливая, хочешь сделать скоро. По глазам твоим вижу. Так что уж и не знаю, чего ты от меня хочешь, зачем ко мне пришла. Так, пойдешь ты к нему завтра ночью. Что же ты от него потребуешь?

В полнозвучном и замедленном течении его слов Верина душа жутко и радостно неслась, колеблясь, трепеща и замирая, навстречу сумеречно-мглистым теням будущего и, словно в зеркало широких вод, смотрелась в ясность этих слов. Улыбалась Вера и смотрела в его спокойные, глубокие глаза, и словно дыхание в ее груди захвачено было чем-то, и не могла сказать ни слова.

63

Улыбнулся и он. Словно разрешая или повелевая, сказал:

– Говори.

– Для меня он все сделает, – сказала Вера.

И вдруг вся багрово зарделась. На щеке тревожно забилась какая-то жилка.

– Все, чего я захочу, – тихо докончила она.

– Чего же ты захочешь? – спросил Разин.

– Он еще сам не знает, для чего я встретилась ему, – говорила Вера. – Я приду к нему и скажу ему: люби меня. И он полюбит меня больше, чем свою душу, и отдаст мне всю свою душу и все свое золото. Душу его я отдам тому, кто ее возьмет, а на земле она никому не нужна; его золото я отдам товарищам.

– Как же ты все это сделаешь? – опять спросил Разин.

Вера продолжала страстно и вдохновенно:

– Он еще сам не знает, что значит полюбить меня. Когда я приду к нему, он для меня оставит жену и детей и сделает для меня все, что я захочу. Ни одной минутки не призадумается.

– Сделает для тебя все, чего ты попросишь? – спросил Разин.

Вера воскликнула страстно:

– Нет, я не стану плясать перед ним и выпрашивать милости. Как царица я возьму все, как царица, как судьба, как смерть.

Она говорила как в полусне. Воля ее была подчинена прихотливому воображению, распаленному жаждою высокого дела. Мрачно было мерцание ее глаз.

Разин сказал:

– Ты уверена в том, что успеешь в своем замысле и что он приведет к добру. О каком золоте ты говоришь? У Горелова не золото, у него капитал вложен в фабрики. И вот ты думаешь, что он отдаст тебе свои фабрики, а ты передашь их рабочим. И вот машины станут собственностью рабочих, и они будут уже работать на самих себя, а не на хозяина и будут пользоваться полным продуктом своего труда. Так ты думаешь, что это для них будет лучше и что они будут тебе благодарны.

– О себе я не думаю, – отвечала Вера, – и благодарности мне не надо. Меня, может быть, за это мой жених зарежет, так на что мне тогда чья-нибудь благодарность? Для моего жениха я не просто фабричная девчонка, я для него – радость и утешение в жизни. И я его люблю.