Спецназовец. За безупречную службу - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Воронин cтр.№ 45

Кроме них, в цеху никого не было.

— А где Сарайкин-то? — изумился недалекий Мама.

В тишине огромного пустого помещения его солидный хрипловатый бас прозвучал как-то сиротливо, потерянно, чуть ли не испуганно.

— Мутная какая-то хрень, — поддержал его Удав. — Ты куда нас притащил, Санек?

— Разберемся, — пообещал Шугаев, уже начиная понимать, что выполнить это обещание сумеет едва ли.

Заведя руку за спину, он положил ладонь на рукоятку торчащего за поясом пистолета. И сейчас же, словно это привычное движение послужило сигналом, из-за станков слева от прохода беззвучно, как в страшном сне, выросли одинаковые черные фигуры с жуткими трикотажными рылами вместо лиц.

Краешком сознания Шуня успел удивиться: почему только слева, а не с двух сторон? Чтобы ненароком не перестрелять друг друга, понял он в ту же секунду. И в этот краткий миг затишья перед огненным шквалом он понял еще одно: почему у них еще там, на проходной, не отобрали оружие. Да потому, баранья твоя башка, что по сравнению с их боевой выучкой и огневой мощью ваши два «TT», один «Макаров» и с грехом пополам отчищенный от ржавчины ископаемый «вальтер» — пшик, на который не стоит обращать внимания. Вот тебе и союзники, которых не стоит опасаться… То-то, что не стоит!

Сука Маланья, подумал он, и в это мгновение рейдеры открыли огонь. Они стреляли прицельно, короткими очередями, и ни разу не промахнулись. Несколько пуль, пройдя навылет, с лязгом выбили красноватые искры из чугунных станин; одна, пробив жестяной защитный кожух, безнадежно вывела из строя дорогой станок с числовым программным управлением, но на этом список повреждений, причиненных оборудованию механического цеха, был закрыт.

Когда стрельба утихла, прорезанная в воротах дверца отворилась, и в нее, пригнув голову в низком проеме, вошел провожатый Шуни и его коллег. Приблизившись к лежащим на залитых кровью чугунных плитах телам, рейдер вынул пистолет и аккуратно, без спешки, один за другим сделал четыре контрольных выстрела.

Наблюдавший за этой сценой из окна расположенного под самой крышей кабинета начальника цеха подполковник Сарайкин воздержался от комментариев, но сделал из увиденного кое-какие выводы. Выводы эти касались стиля работы его делового партнера и были, мягко говоря, неутешительными.

Откуда-то издалека вдруг послышался царапающий нервы нарастающий вой сирены воздушной тревоги. Он оборвался на самой высокой ноте так же неожиданно, как начался, и снова наступила тишина, нарушаемая только приглушенным стрекотанием отбойного молотка в подвале лабораторного корпуса.

— Это еще что такое? — насторожился стоявший рядом с Сарайкиным Волчанин. — Где?

Подполковник равнодушно пожал плечами.

— На аэродроме, наверное, — сказал он, — больше просто негде. До него отсюда рукой подать — километра два, не больше. Решили, наверное, «улитку» свою проверить. А может, пацан какой-нибудь на склад забрался и ручку крутанул — из озорства, поглядеть, что получится…

— Бардак, — уверенно констатировал Волчанин.

— Что бардак, то бардак, — глядя в окно на разбросанные внизу в неестественных позах тела, со вздохом согласился Анатолий Павлович.

Короткий, внезапно оборвавшийся вскрик далекой сирены вывел Михаила Васильевича Горчакова из тягостного раздумья. Неловко завозившись, он уселся на разъезжающемся импровизированном ложе из сваленных в кучу папок с документацией и рассеянно провел ладонью по шершавой от проступившей щетины щеке.

Не мудрствуя лукаво, рейдеры заперли его в архиве спецчасти. Окно здесь было забрано крепкой решеткой из толстых стальных прутьев, концы которой были надежно вмурованы в кирпичную кладку, да вдобавок еще и заколочено гвоздями. Открывалась только форточка, в которую могла бы протиснуться разве что кошка, да и то не слишком раскормленная. О несокрушимой стальной двери не стоило даже вспоминать: выломать ее без применения взрывчатки не сумели бы даже спасатели МЧС со всеми своими механическими и гидравлическими приспособлениями.

В двери имелся глазок, который рейдеры чем-то залепили снаружи. Михаил Васильевич не видел в этой мере предосторожности никакого смысла: сбежать через глазок не сумела бы даже вышеупомянутая кошка, а увидеть через него он мог только пустой коридор да, в самом лучшем случае, обтянутую черным комбинезоном спину охранника.

Еще на внутренней стороне двери имелся прочный засов. При желании Горчаков мог тут запереться, слегка осложнив рейдерам жизнь. Но, во-первых, именно слегка, а во-вторых, не надо обольщаться: этим он сделал бы хуже вовсе не рейдерам, а себе. В архиве не было даже водопроводного крана, не говоря уже о запасах продовольствия, да и о запертых где-то здесь же, на заводе, жене и дочери забывать не следовало: за любую не предусмотренную сценарием выходку Михаила Васильевича первыми понесут наказание именно они.

Он снова поскреб ногтями колючую щеку, гадая, не почудился ли ему только что услышанный звук. Если почудился, дело плохо; а впрочем, что ему терять? При любом, даже самом удачном из возможных раскладов шансы уцелеть минимальны. Уверить в этом себя трудно, почти невозможно: организм во что бы то ни стало хочет жить и вопреки всем доводам разума уверен, что спасительная лазейка найдется всегда, что в шаге от смерти случится долгожданное чудо, и все опять станет хорошо. Убийцы скажут, что они пошутили, сжалятся, вняв слезным мольбам жертвы, согласятся взять выкуп или просто промахнутся. Или в здание вдруг ворвется группа захвата, положит рейдеров носами в пол, набросит на плечи освобожденным заложникам шерстяные солдатские одеяла и выведет их, измученных, но невредимых, навстречу сполохам проблесковых маячков и вспышкам фотокамер набежавших неведомо откуда столичных журналистов…

Да, подумал он, хорошо надеяться на дядю. Спасайте меня, жалейте меня, поите сладким горячим чаем — я, мать вашу, пострадавший! Оказывайте первую медицинскую помощь, поправляйте подушку, зовите психолога — короче, выполняйте свои служебные обязанности. А мне отдохнуть надо, меня сутки в заложниках держали, не забыли?

Да только не будет ни группы захвата, ни журналистов, ни шерстяных одеял с горячим чаем — ничего. Или будет, но посмертно. Выпутываться придется самому, а дело-то, как ни крути, непривычное. Новое дело, и притом непростое, а главное, директор завода Горчаков разбирается в нем примерно так же, как в шумерской письменности — иначе говоря, вообще не разбирается.

Но другого выхода не существовало, и он решил действовать, как решил. О ядерном паритете и прочих высоких материях Михаил Васильевич Горчаков сейчас не думал: он думал о своей семье. Несмотря на все свои заверения, он, конечно же, прекрасно знал, что такое проект «Борисфен», и, более того, догадывался, куда хитрый Бурундук мог засунуть папку. И, хорошо понимая умом, что, заполучив папку, рейдеры почти наверняка расправятся и с ним, и с его близкими, он бы, наверное, рассказал им о втором с краю окошке в коридоре второго этажа административного корпуса: ну а вдруг случится чудо, и их все-таки отпустят?