– Джулс, – Тай нервно крутил шнур от наушников. – Ты разве не хочешь знать…
– Здорово, что тебе лучше, Тай, – Джулиан не смотрел на него и не видел, как дрожат его руки.
Прошло всего несколько секунд, но когда Джулиан вывалился в коридор, он дышал так, будто за ним несколько миль гналось чудовище.
23. Хотя бы ветер чуть дохнул
Диего уже начинал серьезно беспокоиться по поводу Хайме.
Неизвестно, сколько дней они уже просидели в тюрьме. Из прочих камер едва доносился какой-то шепот – толстые каменные стены специально глушили звук, чтобы не дать заключенным общаться друг с другом. Зара больше не приходила. Время от времени приходили охранники – в темно-синей и золотой форме – и приносили еду.
Иногда Диего молил их дать ему стило или лекарство для брата, но никто на него не обращал внимания. Как это по-диарборновски умно – чтобы вся тюремная охрана была предана делу Когорты.
Хайме беспокойно метался на куче одежды и соломы – единственной постели, которую Диего мог ему предложить. Он отдал ему и свой свитер и теперь дрожал в тонкой футболке. Он бы сделал больше, если бы мог… Хайме весь горел, кожа на костях натянулась и блестела от пота.
– Клянусь, я ее видел вчера ночью, – вдруг пробормотал он.
– Кого? – спросил Диего.
Он сидел рядом с Хайме, привалившись к холодной и сырой стене.
– Кого видел? Зару?
– Консула, – глаза Хайме были закрыты. – Она была в мантии. Посмотрела на меня и покачала головой, словно сказать хотела: тебя тут быть не должно.
«А тебя и не должно было там быть. Тебе всего семнадцать».
Диего пытался помочь Хайме, после того, как его бросили в камеру. Почти все его порезы были неглубокими, два пальца сломаны, но вот на плече была глубокая, скверная рана. За последние дни она вспухла и покраснела. Диего бесился от беспомощности: Сумеречные охотники не умирают от инфекций! Они исцеляются с помощью ираци или погибают в бою, в сиянии славы. Но не так, не от лихорадки, лежа на грязной соломе!
Хайме криво улыбнулся.
– Перестань меня жалеть! Тебе ведь еще хуже пришлось. Я всего лишь обежал полмира с Этернидад, а тебе досталось обхаживать Зару!
– Хайме, прекрати…
Тот закашлялся.
– Надеюсь, ты выступил в своем лучшем стиле и выиграл ей большого плюшевого медведя на ярмарке.
– Хайме, будь серьезен.
– Мое последнее желание – не быть серьезным. Я на смертном одре, имею право.
– И вовсе ты не умираешь! – рассердился Диего. – Нам нужно поговорить о Кристине.
Это Хайме заинтересовало, он даже попытался сесть.
– Я все время думал о Кристине. Зара не знает, что Этернидад у нее. Вот пусть и дальше не знает.
– Надо попытаться как-то предупредить Кристину. Пусть бросит где-нибудь Этернидад, отдаст кому-нибудь. Так у нее будет фора…
– Категорически нет, – отрезал Хайме. Его глаза блестели от жара. – Если Зара узнает, что артефакт был у Кристины, она поймает ее и будет пытать, как пытала меня. Даже если Кристина выбросит его в море – Заре наплевать, она все равно будет мучить ее. Зара не должна знать, у кого Этернидад, ни в коем случае.
– А если сказать Кристине, чтобы отдала его Заре? – медленно проговорил Диего.
– Нельзя. Ты что, действительно хочешь, чтобы он попал в лапы Когорты? Мы даже не знаем всех его возможностей.
Он схватил Диего за руки – его руки были горячими, пальцы казались тонкими, будто ему снова было десять лет.
– Все будет хорошо. Пожалуйста, не поступай со мной так.
Раздался лязг. В коридоре появилась – легка на помине! – Зара. За ней, понурившись, плелся Ануш Джоши. На бедре у Зары горделиво посверкивала Кортана. Какая глупость! Мечи вроде Кортаны носят на спине! Зару, как всегда, больше волновал выпендреж, чем факт обладания столь значительным клинком.
Ануш нес поднос с двумя мисками обычной тюремной бурды. Он просунул его в отверстие в нижней части двери.
И как у такой потрясающей девушки, как Дивья, может быть такой уродский кузен, подумал Диего?
– Вот так, Ануш, – сказала Зара. – Это тебе в наказание за то, что бросил нас в лесу. Будешь носить баланду нашим самым вонючим заключенным. А твой братец не слишком хорошо выглядит, – со смешком сказала она Диего. – Температура наверняка. Ты как, еще не передумал?
– Никто ничего не передумал, Зара, – подал голос Хайме.
Зара и бровью не повела – только смотрела на Диего. Он мог сказать ей то, что она хотела… обменять брата на их семейное наследие. Большой брат у него внутри, который всегда защищал Хайме, уговаривал его так и поступить.
Но вместо этого ему почему-то вспомнился Кьеран. Как он там сказал: когда приходит время, ты думаешь, что нашел решение, но потом случается худшее, и оказывается, что ты совсем не готов…
Он мог спасти Хайме в одно мгновение, но и Зару знал слишком хорошо: это ни разу не означает, что их с братом отпустят на все четыре стороны.
А если Когорта добьется, чего хочет, никто больше никогда никуда не уйдет.
– Хайме вообще-то прав, – сказал он. – Никто ничего не передумал.
Зара закатила глаза.
– Хорошо, зайду позже.
Она сердито зашагала прочь. Ануш кинулся следом, как побитая собака.
Эмма сидела рядом с Кристиной на столе и просто упивалась видом. Сквозь стеклянные стены было видно океан с одной стороны и горы с другой. После мглы Туле́ мир словно подарил ей обратно все свои краски. Море просто полыхало синевой, серебром, зеленью, золотом. Пустыня переливалась зеленым – от глухого до яркого, богатой терракотой песка и земли; между холмами лежали глубокие пурпурные тени.
Кристина достала откуда-то маленький флакон из толстого синего стекла, вынула пробку и подняла к свету. Ничего не произошло.
Эмма искоса поглядела на нее.
– На это всегда надо время, – уверенно сказала Кристина.
– Я помню, что ты сказала при Неблагом Дворе. Что дело не в леях, а в гнили. Ты сама вычислила, в чем причина чародейской болезни.
Кристина повертела флакон.
– Я, скажем так, подозревала. Но уверена не была. Знала, что гниль в Броселианде та же, что и в стране фэйри, а потом догадалась, что это дело рук Короля. Он действительно хочет отравить наш мир. Ну и я подумала, не эта ли самая напасть косит и чародеев.
– Катарина знает?
– Я ей сообщила сразу, как вернулась. Она сказала, что разберется.
Из флакона заструился серо-белый, мутный дым. Из него неторопливо соткалась слегка искаженная, расплывчатая по краям картинка. Тесса в свободном голубом платье, за ней – какая-то каменная стена.