По другую сторону стены раскинулась зеленая лужайка Эрондейлов, в конце которой стоял особняк из белого и коричневого камня. На траве в свете звезд сияла роса. Тут и там белели цветы, которые росли только в Идрисе.
– А вон то созвездие называется Кролик. Видишь уши?
Голос принадлежал Джейсу. Они с Клэри сидели на траве плечо к плечу. На нем были джинсы и футболка, а на ней – ночная рубашка и накинутая на плечи куртка Джейса. Джейс очерчивал рукой небеса.
– Сдается мне, что нет никакого созвездия Кролика, – ответила Клэри.
За прошедшие годы она изменилась не так сильно, как Джейс: она была такой же худенькой и гибкой, ее рыжие волосы все так же пылали огнем, изящное задумчивое личико покрывали веснушки. Она положила голову на плечо Джейсу.
– Еще и как есть, – сказал он. Свет звезд коснулся его локонов, и Эмма почувствовала отголоски своей давней влюбленности. – А вон то называется Покрышка. А там, справа, Большой Блин.
– Я ухожу, – заявила Клэри. – Мне обещали урок астрономии.
– Что? Было время, моряки ориентировались по Большому Блину, – возмутился Джейс, но Клэри лишь покачала головой и попыталась встать.
Джейс схватил ее за щиколотку, и она повалилась на него, и они принялись целоваться, и Эмма застыла на месте, потому что невинная сцена, которую можно было прервать дружеским приветом, вдруг обернулась чем-то большим.
Джейс перевернулся и оказался над Клэри. Она обвила его руками, запуталась пальцами у него в волосах. Его куртка слетела у нее с плеч, и бретельки ночной рубашки соскользнули на руки.
Клэри рассмеялась и назвала Джейса по имени, предложила ему вернуться внутрь, но он лишь поцеловал ее в шею. Клэри затаила дыхание, и Джейс произнес:
– Помнишь поместье Вэйландов? Помнишь их сад?
– Помню, – тихим, гортанным голосом ответила она.
– Я не думал, что смогу быть с тобой, – сказал Джейс. Он упирался локтями в землю и касался большим пальцем щеки Клэри. – Я был как в аду. Ради тебя я готов был на все. Я готов и сейчас.
Клэри положила ладони ему на грудь, поверх его сердца, и прошептала:
– Я люблю тебя.
Он издал какой-то звук, который никак не вязался с представлением Эммы о Джейсе, и Эмма отпрянула от калитки и побежала обратно в дом.
Подпрыгнув, она залезла в свое окно и перевела дух. Луна заливала всю комнату серебристым светом. Эмма сбросила тапочки и села на кровать. Сердце гулко колотилось в груди.
Джейс так смотрел на Клэри, так прикасался к ее щеке… Интересно, посмотрит ли так кто-нибудь на нее? Это казалось невозможным. Эмма поверить не могла, что можно любить так сильно.
Кого угодно, кроме Джулса.
Но с ним все было иначе. Так ведь? Эмма не могла представить, как Джулиан лежит поверх нее и целует ее. Они ведь другие? Их ведь связывают иные чувства?
Она откинулась на кровать и посмотрела на дверь. Ей казалось, что Джулиан вот-вот войдет к ней в комнату, придет утешить ее, как часто случалось, когда он понимал ее печаль без всяких слов. Но с чего ему думать, что она несчастна? Сегодня они принесли свои клятвы парабатаев, этот день должен был стать одним из самых счастливых в ее жизни, сравнимым разве что с днем свадьбы. Но вместо этого она чувствовала беспокойство, ей было неуютно, ей почему-то хотелось плакать.
«Джулс», – подумала она, но дверь не открылась, он не пришел. Эмма обняла подушку и до зари пролежала без сна.
18
И в мерцанье ночей
Тьма сменилась светом. Ослепительно белым и серебристым – светом звезд над водой и песком. И Эмма летела. Над поверхностью океана, теперь уже неглубокого: она видела внизу песок пляжа и горящее огнем отражение луны.
В груди болело. Она дернулась, чтобы избавиться от боли, и поняла, что не летит. Ее несли. Ее прижимали к широкой груди и обхватывали руками. Она заметила блеск сине-зеленых глаз.
Джулиан. Ее нес Джулиан. На лбу у него лежали темные влажные локоны.
Эмма попыталась вдохнуть и заговорить, но закашлялась. Грудь сдавило спазмом, рот заполнила вода, соленая и горькая, как кровь. Эмма увидела, как лицо Джулиана исказилось от паники, и в следующую секунду он побежал к пляжу, упал на колени и положил ее на песок. Все еще кашляя, она испуганно смотрела на него. Такой же страх был написан и у него на лице. Ей хотелось сказать ему, что все будет хорошо, что все будет в порядке, но вода в горле не давала ей произнести ни звука.
Он вытащил стило из-за ремня, и Эмма почувствовала, как его кончик обжег ей кожу. Пока Джулиан выводил руну, Эмма смотрела в небеса. Она видела луну, которая, как нимб, сияла за головой Джулиана. Ей хотелось сказать ему об этом. Может, он сочтет это забавным? Но слова тонули у нее в груди. Она тонула. Умирала на суше.
Закончив руну, Джулиан отложил стило, и в груди Эммы словно образовалась пустота. Эмма вскрикнула, и вода полилась из легких наружу. Она скорчилась на песке и зашлась в тяжелом кашле. Было больно. Тело извергало морскую воду, и казалось, что его выворачивают наизнанку. Эмма почувствовала, как Джулиан положил руку ей на спину, как придержал ее.
Наконец кашель прекратился. Эмма перевернулась на спину и посмотрела на Джулиана и на темное ночное небо. Она видела миллионы звезд, и вокруг головы Джулиана все еще был яркий нимб, но это больше не казалось ей забавным. Он дрожал, его черная футболка и джинсы прилипли к телу, его лицо было бледнее луны.
– Эмма? – прошептал он.
– Джулс, – сказала она и сама удивилась, насколько слабым был ее голос. – Я… Я в порядке.
– Какого черта? Как ты оказалась в воде?
– Я поехала на точку пересечения, – прошептала она. – На нее наложено заклятие. Меня утащило в океан…
– Ты поехала на точку пересечения одна? – воскликнул Джулиан. – С ума сошла?
– Я должна была попытаться…
– Ты не должна была пытаться одна! – Казалось, его голос эхом отражался от воды. Он сжал руки в кулаки. Эмма запоздало поняла, что он дрожит не от холода, а от ярости. – На кой черт нам быть парабатаями, если ты вечно сбегаешь и рискуешь жизнью без меня?
– Я не хотела подвергать тебя опасности…
– Я чуть не утонул в Институте! Я кашлял и выплевывал воду! Когда задыхалась ты!
Эмма пораженно смотрела на него. Она приподнялась на локтях. Тяжелые, пропитавшиеся водой волосы тащили ее назад.
– Такое вообще возможно?
– Конечно, возможно! – кричал Джулиан. – Мы ведь связаны, Эмма, связаны! Я задыхаюсь, когда задыхаешься ты, я истекаю твоей кровью, я – твой, а ты – моя, ты всегда была моей, а я всегда, всегда принадлежал лишь тебе!