«Верный Вам Рамзай». Книга 1. Рихард Зорге и советская военная разведка в Японии 1933-1938 годы - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Алексеев cтр.№ 320

По прибытию в Китай она не порывала связи с военной разведкой, помогала Бронину создавать агентурную сеть. После провала шанхайской резидентуры источники, оставшиеся без связей из-за ареста связников или переотправки их в другие пункты и Центр, самостоятельно связывались с Агнесой Смедли. В одном из донесений в Центр сообщалось: «Имеется целый ряд факторов, говорящих за то, что она окружена японской агентурой и провокаторами и что каждая связь Агнесс Смедли берется в разработку японцами и другими иностранными разведками и контрразведками».

Провал шанхайской резидентуры стал причиной прекращения ее сотрудничества с военной разведкой.

В 1935–1936 гг. Смэдли вела программы на английском и немецком языках на Сианьском радио, подконтрольном КПК. Находилась в близких отношениях с Мао Цзэдуном.

23 декабря 1936 г. арестованный Чан Кайши согласился впервые встретиться с представителем КПК. Его двухчасовая беседа с Чжоу Эньлаем завершилась важнейшей договоренностью: Чжоу заявил, что компартия готова поддержать Чан Кайши как лидера нации в борьбе с Японией, а тот, в свою очередь, обещал прекратить преследования коммунистов. Участники переговоров согласились с тем, что Чан Кайши не станет брать на себя письменных обязательств, ограничившись устным заявлением. Генералиссимус получал свободу.

25 декабря 1936 г. Чан Кайши был освобожден. На следующий день он выступил с заявлением, в котором резко осудил действия Чжан Сюэляна и Ян Хучэна, которые и арестовали его, когда он прибыл в Сюань для разгрома коммунистов. Его выступление вызывало столь же резкое заявление Мао Цзэдуна, опубликованное 28 декабря. В нем, вопреки договоренности в Сиане, были преданы гласности конфиденциальные соглашения с Чан Кайши, не подлежавшие оглашению. Заявление Мао Цзэдуна передала по Сианьскому радио Агнес Смедли. В результате Коминтерн рекомендовал ЦК КПК публично отмежеваться от Смедли, и 6 апреля 1937 г. ЦК КПК выступил с официальным заявлением, что А. Смедли не имеет организационных связей с Компартией Китая. Ранее сама Смедли опровергала сообщение еженедельника «Чайна уикли ревью» о том, будто является «советником бывших коммунистических армий» и подчеркивала, что занимается журналистской работой и пытается информировать внешний мир о реальной обстановке в северо-западных провинциях Китая.

В США Смэдли возвратилась незадолго до Пёрл-Харбора и написала книгу «Великий путь: Жизнь и времена Чжу Дэ». Умерла Агнесс Смедли на пути из Лондона в Китайскую Народную Республику 6 мая 1950 г. и была похоронена в Пекине на революционном кладбище Бабаошань. На мраморном надгробии надпись: «Могила Агнесс Смедли — американской революционной писательницы и друга китайского народа. Чжу Дэ. 16 февраля 1951 г.».

Конфликт между Боровичем и Скорпилевым достиг апогея в феврале 1937 г. «Борис» счел, что существует угроза провала «Алекса», обусловленная его неконспиративным поведением, о чем собирался с сообщить в Центр. Однако «Алекс» воспрепятствовал отправлению такой шифртелеграммы:

«ДОРОГОЙ ДИРЕКТОР!

То, что следовало ожидать и что раньше или позже должно было выявиться, как Вы увидите из письма Бориса, случилось. Обиженный и ущемленный будто бы в своих правах, он, как я Вам об этом уже, хотя и только вскользь, докладывал, отошел почти полностью от интересов нашей работы. И вдруг, когда обстановка показалась ему подходящей и когда ему удалось, как ему кажется, собрать достаточно материалов против меня, он разразился прилагаемым при сем письмом. Понятно, что в его письме имеются и правильные мысли, но преподносятся они так раздуто и таким тоном, что теряют значительную часть своей ценности. За все время своей работы здесь, он убедил меня, и поскольку я знаю, и многих у нас в том, что ему наша работа не только не близка, так как это требуется от нашего работника, но, наоборот, она у него на втором плане. Его письмо я никак не могу расценивать, как стремление помочь нашей работе, а расцениваю его, как продиктованное личными соображениями…

В письме Борис обвиняет меня в следующем:

1. Я незаконно отказался отправить его телеграмму.

2 Я недостаточно конспиративен в отношении посещения коробки (советское генконсульство в Шанхае. — М.А.).

3. Я недостаточно конспиративен в офисе.

4. Я пользуюсь машиной, записанной за офисом, для встреч.

5. Я живу в одном доме с Даром.

6. Я завел склоку с Артуром и ответственен за нее.

7. Я не завоевал авторитета среди работников.

Буду докладывать Вам мои пояснения в этом порядке.

1. Телеграмму, которая приложена к письму Бориса, я отказался отправить и думаю, что поступил правильно. “Законность” этого ясна, т. к. я имею право не отправлять тех телеграмм, которые не нахожу нужным отправить. Те же данные, которые Вам хотел доложить Борис телеграфно, не требовали такой спешности потому, что, во-первых, я не вижу непосредственных актуальных данных, которые бы давали основания телеграфно сигнализировать опасность провала. Все факты, о которых говорит Борис, достаточно быстро будут Вам доложены этой почтой. Так что я думаю, что я имел право и основание не отправлять телеграммы.

2. Борис вполне прав, когда указывал на то, что мои посещения коробки слишком часты. Об этом он говорил со мной, говорил со мной об этом и Артур, я сам часто об этом думал.

Почему же так случилось, основная причина заключается в том, что я прибыл сюда не на постоянную работу, а в срочную командировку, сроком 6–8 месяцев. Задачи, которые мне были поставлены, я должен был выполнить как можно быстрее. Понятно, что если бы я прибыл сюда на постоянную работу, а не во временную командировку, я организовал бы свои посещения коробки иначе, не говоря уже о том, что на постоянную работу я бы никогда не был послан на ту официальную должность, которую я теперь занимаю и которая совершенно не подходит для руководителя такого большого хозяйства, руководство которым требует тесной и непосредственной связи с коробкой и пребывания в ней самой.

Если бы я пробыл здесь только 6–8 месяцев, мои частые посещения коробки были бы после этого срока автоматически прервались бы без всяких последствий, т. к. на такой срок такая “система” допустима и не может иметь неприятных последствий. Однако, т. к. я остался дольше, то эта “система” допустима и не может иметь неприятных последствий. Однако, т. к. я остался дольше, то эта “система” оказалась не только не годной для длительного употребления, но и недопустимой.

Мною принимались неоднократные решения последний месяц-два, которые должны были сократить необходимое количество посещений коробки, одно время я являлся в коробку через день, одно время даже реже, но в тот или другой момент в связи с обстановкой все это срывалось, и я снова был вынужден бывать в коробке почти ежедневно, если хотел на самом деле руководить работой, что я обязан делать…

Что же угрожающего есть в моих частых посещениях коробки? Это то, что я буду на особой примете и, как говорит Борис, расшифрован.

Это очень плохо, но это еще далеко не катастрофа. Дело ведь не в том, что я буду на примете, чего понятно допускать не следует, а в том дело, чтобы, если за мной наблюдают, что, несомненно, не допустить того, чтобы за мной следили и, тем паче, чтобы меня проследили.