18 августа 1937 года, я на квартире у КОНСТАНТИНОВЫХ в прихожей передал КЛЕТНОМУ первый материал, запечатанный в конверте.
В дальнейшем с сентября или октября месяца, того же года (точно не помню месяца) я стал примерно 1 раз в один-два месяца передавать шпионские сведения ШЛЕНСКОМУ непосредственно на службе в его рабочей комнате.
За все время я передал следующие материалы:
1) Сведения о резидентурах «Рамзая» и «Рамона» (новых резидентур не было);
2) Донесение о том, что резидентура «Рамона» передана или передается (точно не помню) китайскому отделению;
3) Сведения о том, что в Японию приехал японец — агент «Клод» («Нэд»), который был завербован в Америке года два-три назад и уже вторично приезжал в Японию;
4) Сведения об отзыве из резидентуры «Рамзая» сотрудников «Ингрид» и «Густава»;
5) Два или три донесения о том, что новых сведений нет, и одно донесение о том, что резидент выехал и что его имя и все сведения о нем будут сообщены месяца через три-четыре, когда он проникнет в Японию. Этим резидентом был «Клагес».
Окончательные сведения о нем я так и не сообщил, так как до момента моего увольнения из РУ РККА в ноябре месяце 1938 года он в Японию еще не прибыл.
Этим ограничивалась моя деятельность как японского шпиона.
ВОПРОС. Куда шли сведения, передаваемые вами КЛЕТНОМУ и ШЛЕНСКОМУ и как они реализовывались?
ОТВЕТ. Это мне совершенно не было известно. <…>
ВОПРОС. Какую работу проводили РИНК, ПОКЛАДОК, ЛЕЙФЕРТ, КЛЕТНЫЙ и ШЛЕНСКИЙ, как агенты японской разведки?
ОТВЕТ. Точные функции каждого мне не были известны. <…>
ВОПРОС. Кто еще вам известен, кроме уже названных, как японский шпион?
ОТВЕТ. Кроме названных мною, как японский шпион, мне никто не известен ни прямо, ни косвенно. <…>
Допрос прерван 11 декабря 1939 года, в 13 час.30 мин.
Записано с моих слов верно, мною прочитано.
СИРОТКИН»
Из Протокола допроса обвиняемого СИРОТКИНА Михаила Ивановича от 16 декабря 1939 года.
«…Мною были переданы ШЛЕНСКОМУ следующие сведения примерно до января м-ца 1938 года:
1. Сообщил о том, что резидентура “Рамона”, находившаяся на китайском побережье и руководимая 7-м японским агентурным отделением, передана китайскому отделению;
2. Сообщение о том, что из резидентуры “Рамзая” отозваны в Советский Союз работники резидентуры “Ингрид” и “Густав”;
3. Сообщение о том, что в Японию приехал из Америки агент японец “Клод”, указав его фамилию, имя и то, что он поселился в Токио.
После января и примерно до июля м-ца 1938 года я передал ШЛЕНСКОМУ, насколько помню, следующие сведения:
Два донесения о том, что новых резидентур нет, одно донесение о том, что готовится резидент, но отправка его в Японию задерживается.
Последнее донесение я передал, что новый резидент выехал в Японию, прибудет туда месяца через 3 после того, как получит новый паспорт в промежуточной стране. Я сообщил, что все сведения о нем будут мною даны, как только получу от него первое сообщение из Японии. Этим резидентом был “Клагес”.
Дополнительно о нем я сообщить не успел, так как до моего увольнения из РУ РККА “Клагес” в Японию не прибыл. Вот все сведения, которые мною были переданы японской разведке через ШЛЕНСКОГО».
Из Протокола допроса обвиняемого СИРОТКИНА Михаила Ивановича от 16 декабря 1939 года:
«ВОПРОС. Как вы организовали подбор материалов, и какой именно для передачи японским разведорганам через КЛЕТНОГО?
ОТВЕТ. Согласно указаний, полученных от ПОКЛАДОКА я должен был передать первым материал о новых нелегальных резидентурах, если они посылались.
К тому времени в Японии была нелегальная резидентура «Рамзая» и на китайском побережье «Рамона». Как начальник отделения я имел к ним прямое отношение и был в курсе состава и деятельности этих резидентур.
Я составил список работников этих двух резидентур, паспортные фамилии, адреса, род крыш, отпечатал все это на машинке, иностранные фамилии и названия написал от руки, запечатал в конверт и в таком виде передал КЛЕТНОМУ 18 августа 1937 года у КОНСТАНТИНОВЫХ. /КОНСТАНТИНОВ тогда был слушателем военной академии им. Фрунзе на восточном факультете, его жена работала сотрудником 2-го отдела РУ/…».
Из Протокола допроса обвиняемого СИРОТКИНА Михаила Ивановича от 11 января 1940 года:
«ВОПРОС. Где и кем вы работали до мая месяца 1936 года, т. е. до своего отъезда в Японию?
ОТВЕТ. С июня месяца 1934 года и по май месяц 1936 года, т. е. до своего отъезда в Японию я работал в 7-м отделении 2 отдела РУ РККА, состоящим в распоряжении РУ РККА, затем секретным уполномоченным, а затем помощником начальника 7-го отделения 2 отдела РУ РККА. Я находился на информационной работе. Начальником этого отделения являлся ПОКЛАДОК.
ВОПРОС. А по возвращении из Японии?
ОТВЕТ. По возвращении из Японии, т. е. с июля месяца 1937 года и по ноябрь месяц 1938 года я работал начальником того же 7 отделения 2 отдела РУ РККА, но уже на агентурной работе.
ВОПРОС. В своих показаниях от 9 декабря 1939 года вы о 7-м отделении 2-го отдела РУ РККА говорили, как об отделении, выполняющем функции информационной работы. На допросе же вас от 10–11 и 16 декабря 1939 года, говоря о том отделении, вы показали, что функцией 7 отделения является агентурная работа.
Разве функции работы 7 отделения в 1937 году изменились?
ОТВЕТ. До моего отъезда в Японию 7-е отделение имело функции как информационной, а также и агентурной работы. Я сидел на информационной работе, агентурная же работа отделения была в руках ПОКЛАДОКА, как начальника отделения.
Ко времени моего возвращения из Японии в отделе была произведена реорганизация, в результате которой 7-ое отделение являлось только агентурным, по информации же было выделено специальное отделение.
Таким образом, по возвращении из Японии в моих руках, как начальника отделения была сосредоточена агентурная работа по Японии.
ВОПРОС. Почему вы не сказали следствию, что по прибытии в Японию вы в течение первых 3–4 месяцев работали вторым секретарем РИНКА?
ОТВЕТ. Я секретарской работы никакой при РИНКЕ не выполнял, поскольку второй секретарь военного аппарата должен быть специалистом по авиации, я же эту специальность не знал и не знаю. Но поскольку была вакантная должность, меня и использовали для работы в аппарате исключительно для одной только работы по переводам японского печатного правительственного органа “Правительственный вестник”».
17 января 1940 года арестованный Сироткин составил целый ряд документов, озаглавленных «Собственноручные показания», в которых свидетельствовал против себя и против своих сослуживцев. В одном из «собственноручных показаний» он писал: «Писал лично я, без какого-либо принуждения, после предложения следствия. Я его подтверждаю, за исключением того, что я предавал — советских резидентов.