«Верный Вам Рамзай». Книга 1. Рихард Зорге и советская военная разведка в Японии 1933-1938 годы - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Алексеев cтр.№ 223

ВОПРОС. С кем просил Вас Зорге связать Джена?

ОТВЕТ. Зонтер-Зорге в письме просил меня связать Джена с Вильгельмом Шталь — студентом Института связи (Шталь учился на военном факультете академии связи им. Подбельского. — М.А.), который арестован в 1937 году и осужден на 10 лет.

ВОПРОС. Вы связали Джена со Шталь?

ОТВЕТ. Нет. Они встретились сами. Об этом мне позже сказал Шталь.

ВОПРОС. Предъявляем Вам еще одно письмо, написанное Вам Шталь Вильгельмом. Переведите его на русский язык.

ОТВЕТ. Предъявленное письмо действительно написано Шталь Вильгельмом мне в 1935 году, когда он учился в институте связи. Шталь пишет: “Катюша, нехорошо, что тебя не видно. Я слышал, что наш общий друг скоро приедет. Позвони мне, я скучаю без тебя. У меня начинаются экзамены. Целую тебя, Вилли”.

ВОПРОС. Кто этот ваш приятель, который должен был скоро прибыть?

ОТВЕТ. Я понимала, что Шталь имел в виду Зонтера, который должен был вернуться из заграницы в СССР.

ВОПРОС. Вы окончательно запутались и продолжаете скрывать Ваши связи с иноразведывательными органами. НКВД располагает данными, что Шталь в письме напоминает о прибытии Джена. Почему Вы пытаетесь скрыть это?

ОТВЕТ. Нет, Шталь говорит о приезде Зорге, а не Джена» ^[544].

Скорее всего, Шталь действительно имел в виду Зорге. Неясно только, откуда он мог знать о приезде Зорге, который, во-первых, не был запланирован и, во-вторых, был вызван провалом «Абрама». И еще: из приведенных выше писем следует, что у «Рамзая», помимо официальных каналов, имелись личные каналы связи с Екатериной, которые оказались вне поля зрения Центра.

Екатерина держалась недолго. Уже через месяц после ареста, в октябре 1942-го, она «призналась», что с 1933 года была агентом немецкой разведки.

Из протокола допроса от 14 октября 1942 года:

ВОПРОС. Вам предъявлено обвинение по ст.58 п. 1а и 58–11 УК РСФСР… Признаете ли Вы себя виновной?

ОТВЕТ. По существу предъявленного обвинения виновной себя признаю…» ^[545].

Печально известная статья 58 включала в себя «Контрреволюционные преступления», т. е. преступления против существовавшего государственного строя (пункты1-14), в т. ч. пп. 1а и 11, инкриминируемые Максимовой:

«58-1а. Измена Родине, т. е. действия, совершенные гражданами Союза ССР в ущерб военной мощи Союза ССР, его государственной независимости или неприкосновенности его территории, как-то: шпионаж, выдача военной или государственной тайны, переход на сторону врага, бегство или перелет за границу,

караются высшей мерой уголовного наказания — расстрелом с конфискацией всего имущества, а при смягчающих обстоятельствах — лишением свободы на срок 10 лет с конфискацией всего имущества»;

«58–11. Всякого рода организационная деятельность, направленная к подготовке или совершению предусмотренных в настоящей главе преступлений, а равно участие в организации образованной для подготовки или совершения одного из преступлений, предусмотренных настоящей главой, влекут за собой — меры социальной защиты, указанные в соответствующих статьях настоящей главы [Преступления государственные]» ^[546].

В последующем, обвинение по ст. 58 п.11 с Максимовой было снятою. Обвинение по ст.58 п.1а, сохранилось, трансформировавшись в обвинение в «шпионских связях».

Собственноручные показания Максимовой Е.А. от 16 октября 1942 года: «Признаю, что я с 1933 года была агентом немецкой разведки. Завербована на эту работу Шталь-Готфрид, с которым я познакомилась за несколько лет до этого и с которым была очень дружна.

К этому времени Шталь-Готфрид познакомил меня с Зонтер-Зорге, за которого я и вышла замуж в 1933 году. Тогда я еще не знала, что оба они были немецкими шпионами. Все разговоры со мной о зачислении меня на работу как агента вел Шталь-Готфрид.

Во время разговоров со мной (а я проводила с ними все свое свободное время) он дал мне понять, что они ведут большую шпионскую работу на пользу Германии, собирают различного рода сведения о СССР, и что эта работа является их основным занятием, и что я могу им быть очень полезна и нужна. Все эти разговоры велись исподволь, методично.

Говорилось, что от меня много не потребуется, что надо только дать свое согласие, что это согласие необходимо, чтобы они чувствовали себя откровенно со мной, чтобы мне было все понятно в их поведении.

Это предложение, сделанное мне Шталем-Готфридом, было первоначально мною отклонено. Тогда Шталь дал мне понять, что поскольку я так тесно связана с ним и Зонтером-Зорге и настолько тесно переплелась с ними, и что одно это обстоятельство говорит уже за то, что я несу ответственность наряду с ними за то, что они делают, поскольку я, зная об их работе, не доношу и не заявляю об их роде деятельности.

Мой отказ от его предложения должен был решить и мои отношения с Зонтер-Зорге, т. е. я не могла уже быть вместе с ними, если не буду работать как агент. Все это побудило меня дать согласие, о чем я и сообщала Шталь-Готфрид.

Когда я спросила, в чем будут заключаться мои обязанности, Шталь мне ответил, что от меня потребуется, собственно, на первых порах очень немногое, и что постепенно он введет меня в курс дела, будет как бы моим учителем. Что в отсутствии Зонтер-Зорге я должна держать связь с ним и о всех полученных письмах или сообщениях от Зонтер-Зорге ставить в известность Шталь-Готфрид.

Действительно, после отъезда в 1935 году Зонтер-Зорге в заграничную командировку я ставила в известность Шталь-Готфрид обо всех письмах, которые я получала от Зонтер-Зорге…

В 1937 году неожиданно для меня был арестован Шталь-Готфрид. Я осталась совсем одна, без связи с кем бы то ни было, т. к. была связана только со Шталем и Зонтер-Зорге.

Теперь Шталь был арестован, Зонтер-Зорге не возвращался и очень мало давал о себе знать, не говоря уже о каких-то заданиях.

После ареста Шталя-Готфрид я была уверена, что последует и мой арест и ждала его…» ^[547].

Признавая, что «с 1933 года была агентом немецкой разведки», Екатерина Максимова указывает, что не выполняла конкретных шпионских заданий, разве что сообщала Шталю о письмах Зорге, что не является большим криминалом, учитывая содержание его писем.

Из протокола допроса от 16 октября 1942 года:

«ВОПРОС. В записной книжке, изъятой у Вас при обыске, записан адрес: Свердловск, Шейкмана 4, кв. 2. Кто по указанному адресу проживает?