Моральное животное - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Райт cтр.№ 88

Заботиться о правдоподобии при этом совершенно необязательно. Когда шимпанзе угрожает конкуренту или реагирует на чужую угрозу, ее шерсть встает дыбом, отчего она кажется больше, чем на самом деле. Рудиментарные остатки этого рефлекса есть и у людей: наши волосы тоже поднимаются дыбом, когда мы напуганы. Однако, по обыкновению, мы не стали доверять природе и взяли все в свои руки – и теперь для преувеличения собственной значимости используем речь. Размышляя об истоках такого поведения, Дарвин констатировал: «Самому грубому дикарю знакомо понятие о славе, как видно из того, что они сохраняют трофеи своих подвигов, имеют привычку страшно хвастать, старательно украшают себя и заботятся о своей внешности» ^[503].

В викторианской Англии хвастовство порицалось, и Дарвин был виртуозом по части скромности. Аналогичная ситуация наблюдается и во многих современных культурах, где дети учатся преодолевать «бахвальство» еще в раннем возрасте ^[504]. И что же приходит взамен? Сдержанное, завуалированное хвастовство. Дарвин и сам его не чурался. В своей автобиографии он не без гордости отмечал, что его книги «были переведены на многие языки и выдержали по нескольку изданий в иностранных государствах. Мне приходилось слышать утверждение, будто успех какого-либо произведения за рубежом – лучший показатель его непреходящей ценности. Сомневаюсь, чтобы такое утверждение вообще можно было бы считать правильным. Но если судить с такой точки зрения, мое имя, вероятно, на несколько лет сохранит свою известность» ^[505]. Странно для ученого, не правда ли, сомневаться в ценности «показателя», но при этом тут же строить на его основе предположения?

Очевидно, что уровень наглости хвастуна напрямую зависит от того, какие способы саморекламы одобряет его социальная среда, и калибруется с учетом реакции окружающих. Однако, если вы не ощущаете даже слабой потребности рассказать о своих победах и умолчать о неудачах, вероятно, имеет место какое-то отклонение от нормы.

Часто ли самореклама опирается на обман? Тут я, конечно же, имею в виду не наглую, жирную ложь, прибегать к которой просто опасно. Она отнимает много времени и сил, потому что лжецу приходится запоминать, что и кому он наврал, и грозит серьезными последствиями, если будет раскрыта. Сэмюэль Батлер, викторианский эволюционист (тот самый, который заявил, что курица – это всего лишь средство, при помощи которого яйцо производит на свет другое яйцо), заметил, что «лучший лжец тот, кто способен растянуть минимальное количество лжи на максимально долгое время» ^[506]. Отлично сказано. Есть виды лжи настолько незначительной или неопровержимой, что в ней невозможно уличить, – так вот, именно они и процветают.

Вечные истории рыбаков про то, как у них «во-о-от такая сорвалась», как раз из этой серии. Первоначально они могут сознавать, что несколько искажают факты, но уже после трех-четырех пересказов, если никто не оспаривает их правоту, и сами начинают верить в то, что говорят. Когнитивные психологи доказали, что отдельные детали истории, даже если они ложные, при многократном повторении внедряются в первоначальную память ^[507]. Естественно, хвастаясь сорвавшимся уловом, рыбаки перекладывают ответственность за неудачу на судьбу или иные непреодолимые обстоятельства – там, где объективная истина неуловима, открывается широкий простор для самовосхваления. Опыты доказали, что все люди склонны объяснять успехи своими заслугами, а неудачи – случайностью (волею судьбы, происками врагов, кознями дьявола) ^[508]. В играх на удачу мы списываем потери на невезение, а победы приписываем своему уму. И искренне верим этому.

Дарвин обожал триктрак, часто играл в него со своими детьми и, естественно, нередко выигрывал. Одна из его дочерей вспоминала: «Мы записывали дуплеты, выброшенные каждым игроком, и я была убеждена, что он бросал лучше меня» ^[509]. Это убеждение знакомо всем неудачливым игрокам. Оно помогает им сохранять веру в свою компетентность и, таким образом, убеждать в этом других. А еще оно обеспечивает стабильный источник дохода шулерам.

Самовозвеличивание всегда происходит за счет других. Сказать, что вы проиграли из-за невезения, – все равно что заявить, будто вашему противнику просто случайно повезло. И даже если не рассматривать игры и другие ситуации открытой конкуренции, то пройти вперед самому всегда означает отодвинуть кого-то, потому что статус – вещь относительная. Победа одного – это непременно проигрыш другого.

Вот почему борьба за статус – обычно довольно грязное дело. В небольшой группе (скажем, в деревне охотников-собирателей) человек напрямую заинтересован в том, чтобы опустить репутацию окружающих, особенно одного с ним пола и возраста. А как вы помните, лучший способ убедить других в чем-то (например, в пороках соседей) – это поверить самому. Поэтому для людей, как для представителей иерархического вида, наделенного речью, вполне естественно превозносить свои заслуги и принижать достижения окружающих. И действительно, лабораторные опыты социальных психологов подтвердили, что люди в игре не только приписывают успех себе, а вину за проигрыш перекладывают на случайность, но и в сходных ситуациях оценивают противников диаметрально противоположным образом ^[510]: если вас судьба испытывает, то конкурентам она благоволит; если у вас любой выигрыш – это заслуженная победа, то у конкурентов любой проигрыш – закономерный разгром.

Нередко стремление принизить окружающих нивелируется или даже исчезает вовсе, если речь идет о семье и друзьях. Но когда на кону оказывается любовный партнер или профессиональное признание, оно расцветает пышным цветом ^[511]. Главным критиком «Происхождения видов» Дарвина был Ричард Оуэн, выдающийся зоолог и палеонтолог, имевший собственные идеи насчет видовой изменчивости. После выхода его критической статьи Дарвин не преминул заметить: «В Лондоне все уверены, будто он обезумел от зависти, ведь в столице только и разговоров что о моей книге» ^[512]. Как тут понять, где самообман? Оуэн ли убедил сам себя и других, что работа конкурента хуже? Или Дарвин убедил сам себя и других, что человек, покушающийся на его статус, руководствуется эгоистичными мотивами? Вероятно, имело место и то, и другое.