Книга Призраков - читать онлайн книгу. Автор: Сэбин Бэринг-Гулд cтр.№ 23

Священник обратился к собравшимся и сказал:

– Помолимся.

Она узнала его, это был ее собственный сын, ее Иосиф, названный так в честь отца.

Месса началась; священник, повернувшись лицом к прихожанам, вытянул к ним руки и произнес:

– Вознесите сердца ваши!

– Мы возносим сердца наши к Господу.

Но затем, вместо привычного продолжения, он вознес руки над головой, ладонями в сторону собравшихся, и громовым голосом провозгласил:

– Проклято поле, зерна не приносящее!

– Аминь.

– Проклято дерево, плода не приносящее!

– Аминь.

– Проклят дом, пустым оставшийся!

– Аминь.

– Проклято озеро, рыбы лишенное!

– Аминь.

– Поскольку Анна Арлер, урожденная Восс, могла бы стать матерью бесчисленных поколений, как песок на морском берегу, как звезды, сияющие в небесной выси, поколений, простирающихся до конца времен, всех, собравшихся ныне здесь, но не стала, – да будет она до скончания лет своих в одиночестве, и никто не утешит ее в болезни; пусть сердце ее будет скорбеть, и никто не ослабит этой скорби; пусть она ослабнет, и никто не поможет ей в ее слабости; пусть, когда она умрет, никто не вознесет за нее молитвы, потому что она обрекла себя на прошлое, которое никогда не сможет забыть, добровольно отказавшись от своего будущего; пусть раскаяние ее будет лишено надежды получить прощение; пусть среди слез не знает смеха, потому что она сама выбрала свою долю. Горе ей! Горе! Горе!

Опустились руки, погасли свечи, священник исчез в темноте, исчезли собравшиеся, и наступила тишина, страшная тишина, не нарушаемая ни единым звуком.

А Анна, издав страшный крик, распростерлась на камне, лицом вниз, вытянув вперед руки…

Пару лет назад, в первых числах июня, один путешественник из Англии прибыл в Зибенштейн и остановился в «Короне», где заказал ранний ужин, поскольку был голоден и устал. Покончив с ужином, он решил немного прогуляться, пересек деревенскую площадь и оказался вблизи кладбища. Солнце зашло, но горные пики все еще были освещены последними лучами, так что долина, которую они окружали, напоминала собою сказочную корону. Он остановился и закурил, осматривая кладбище, и заметил старушку, склонившуюся над могилой с крестом, на котором имелась надпись «Иосиф Арлер»; она поправляла цветы, после чего надела на верхушку креста венок из анютиных глазок. В руке она держала небольшую корзинку. Поправив венок, она направилась к воротам, возле которых стоял путешественник.

Когда она проходила мимо, он приветливо поздоровался:

– Добрый вечер, матушка.

Она пристально взглянула на него и, сказав: «Милостивый государь! Можно раскаиваться в своем прошлом, но нельзя его изменить», после чего пошла дальше.

Он был поражен выражением ее лица: никогда прежде не видел он такого глубокого, безмерного отчаяния.

Он видел, как она направилась к ручью, вращавшему мельничное колесо, и остановилась на перекинутом через него деревянном мостике, опираясь на перила и глядя вниз. Он продолжал следить за ней со все возрастающим интересом, и увидел, как она взяла из корзины цветок, анютины глазки, и бросила его в ручей, тут же подхвативший его и понесший под колесо. Точно так же она поступила со вторым цветком. Затем с третьим, четвертым, – всего он насчитал семь. После чего закрыла лицо руками, – седые волосы скрыли прижатые к лицу ладони, – и горько заплакала.

Путешественник, наблюдая за цветами, увидел, как семь анютиных глазок, один за другим, скрылись под мельничным колесом.

Он повернулся, собираясь вернуться в гостиницу, когда увидел рядом с собой сельчанина.

– Кто эта бедная старая женщина, горе которой, по-видимому, не знает границ? – спросил он.

– Это, – ответил сельчанин, – Матушка Анютины глазки.

– Матушка Анютины глазки! – удивленно повторил путешественник.

– Да, так ее здесь все называют. На самом деле, ее зовут Анна Арлер, она вдова. Ее мужа, Иосифа Адлера, смотрителя в горах, убили контрабандисты. Это случилось много, много лет назад. Она несколько не в своем уме, но совершенно безобидна. Когда ее тело ее мужа привезли домой, она настояла на том, чтобы одной провести последнюю ночь возле него, прежде чем он будет похоронен. Что случилось той ночью, никто не знает. Некоторые говорят, что ей были видения. Не знаю, может быть, ее посетили какие-то мысли… Ведь французское слово, которым обозначаются эти цветы – pensès – как раз и означает мысли, а никаких других цветов она не признает. Когда они зацветают у нее в саду, она собирает их и поступает с ними так, как вы сейчас видели. Если же у нее нет их, она ходит по соседям и просит. Она приходит сюда каждый вечер, и бросает семь цветков – ровно семь, не больше и не меньше, – после чего принимается плакать, как человек, чье сердце разбито. Однажды моя жена предложила ей незабудки.

– Нет, – отвечала она, – я не могу послать незабудки тем, кого не было, я могу послать им только анютины глазки.

В 1876 году мы приобрели дом в одном из лучших районов B., на улице N. Я не привожу названия улицы и номера дома, поскольку случившееся здесь происшествие носило такой характер, что, прочитав о нем, люди нервного склада характера совершенно необоснованно откажутся от мысли снять здесь квартиру или приобрести домик.

Нас было пятеро: наша небольшая семья, то есть я, мой муж и взрослая дочь; а также кухарка и горничная. Но не прошло и двух недель после нашего переселения, как моя дочь призналась мне однажды утром: «Мама, мне не нравится Джейн», – имея в виду нашу горничную.

– Почему? – спросила я ее. – Она, как мне кажется, уважительна, и прекрасно справляется со своими обязанностями. Я не вижу за ней никакой вины, совершенно никакой.

– Может быть, со своей работой она справляется прекрасно, – заявила Бесси (так зовут мою дочь), – но мне не нравится ее любопытство.

– Любопытство! – воскликнула я. – Что ты имеешь в виду? Она заглядывает в твои шкафчики?

– Нет, мама, она наблюдает за мной. Когда стоит жаркая погода, вот как сейчас, и я сижу в своей комнате, я оставляю дверь в нее приоткрытой, пока пишу письмо или занимаюсь рукоделием; и каждый раз, я почти уверена в этом, – слышу ее присутствие где-то поблизости. Если я резко оборачиваюсь, то вижу, как она сразу же исчезает. Это раздражает. Я не понимаю, что во мне такого интересного, чтобы подсматривать, чем я занимаюсь.

– Чепуха, моя дорогая. Ты уверена, что это Джейн?

– Ну… Я полагаю, что да, – она немного замешкалась с ответом. – Ведь если не Джейн, то кто бы это мог быть?

– Ты уверена, что это не кухарка?

– О, в этом я уверена; в последний раз, когда это случилось, она была занята на кухне. Я слышала, как она готовит, когда вышла из комнаты на лестничную площадку после того как заметила наблюдавшую за мной девушку.