Белое братство - читать онлайн книгу. Автор: Элеонора Пахомова cтр.№ 9

– Ньюфаундленд, – деловито предположила Аглая, оглядывая гигантское животное.

– Алабай, – выдал свою версию Дмитрий Николаевич, запуская руку в густую собачью шерсть.

Погодин-старший так же, как сын, проникся к собаке большой и, похоже, взаимной любовью. Он даже предпринял несколько попыток приобщить животное к своему досугу. Однажды он взял Алису на охоту, рассчитывая, что сильная, энергичная собака окажется ему подспорьем. Но расчет оказался неверным. В самый неудачный момент у Алисы случился приступ безудержного веселья, она сорвалась с поводка и принялась с диким лаем носится по лесу, распугивая все живое на километры вокруг. Сколько усилий потребовалось Дмитрию Николаевичу, чтобы изловить зловредную «помощницу», он предпочитал не вспоминать. Охотник вернулся домой без добычи, зато хорошо пропотевшим. Впрочем, за эту ситуацию Погодин-старший на Алису не сильно злился – купил себе в утешение на охотничьей базе три утиные тушки, а вот хороший анекдот, над которым целый вечер потешалось все семейство, стоил куда дороже.

Появившись в гостиной, Алиса подошла к Мирославу, положила свою большую мохнатую голову ему на колени, ожидая хозяйской ласки.

– Предательница, – обиженно буркнул Дмитрий Николаевич, только вчера вечером втихаря скормивший неблагодарной псине упаковку сметаны.

– Ладно, – погладив собаку, Мирослав поднялся. – Поеду я в университет экзамен принимать, время уже. Алису оставляю на твое попечение, заеду за ней вечером.

Он вышел на крыльцо родительского дома, вдохнул полной грудью свежий после ночной грозы воздух летнего утра. «Искать Шамбалу… – хмыкнул, обращаясь к самому себе. – Да, пожалуй, это неплохой план на лето». Щелкнув брелоком сигнализации, Мирослав сбежал по ступенькам, сел в машину и покатил навстречу неиссякаемым московским пробкам. Двигаться до пункта назначения по городу предстояло медленно и долго. В силу неистребимой привычки постоянно о чем-нибудь думать, он думал в этот день о том, что жизнь для него, пожалуй, только сейчас обретает реальные краски, вкус, запах и цвет. До прошлогодней истории на всем, что окружало его, Погодину мерещилась пусть тончайшая, но черная вуаль.

Волею судьбы он оказался в числе тех редких счастливчиков, которым жизнь дала все, что можно вообразить и пожелать. Он был тем, о ком писали глянцевые журналы, просто по факту принадлежности к самым сливкам «золотой молодежи». Вдобавок – хорош собой, вполне здоров. Все двери перед ним открыты, любой каприз выполним. Но, сделав его своего рода «избранным», судьба все же и его не уберегла от участи человека абсолютно любого – необходимости сохранять внутри нечто хрупкое, ломкое, что не могла защитить даже самая дорогостоящая, суперсовременная охранная система. В этом отношении жизнь уравнивала всех без исключений.

Лишь со стороны могло казаться, что такие везунчики, как он, изначально находятся в лучших условиях, имеют больше шансов отгородиться от проявлений жизни, которые вонзаются в потаенную мякоть, выворачивая нутро. Но Мирослав знал – это заблуждение. Среди своих знакомых, немалую часть которых составляли «люди его круга», он видел печальные примеры, опровергающие расхожий миф. Ему доводилось наблюдать, как у его сверстников, несмотря на, казалось бы, тепличные условия, деформируется, рушится психика, а их внутренняя точка опоры срывается с основания и беспрепятственно катится кубарем в черную, непроглядную пустоту. Некоторые тяжело переживали несложившиеся отношения родителей, тиранию властных отцов, нервную отрешенность недолюбленных матерей. Тяга к саморазрушению украдкой пускала внутри них ядовитые корни, а неограниченные финансовые возможности становились благодатной почвой. Другие отрывались от реальности, теряя контроль над собой. Вседозволенность как кислота разъедала их нравственные ориентиры, но ситуаций, которые могли бы отрезвить их сознание, почти не случалось, – хамство, высокомерие, физическая грубость, пренебрежение ко всему и всем день ото дня проявлялись по нарастающей. И лишь изредка в их взглядах можно было угадать сомнение, присущее думающим и чувствующим существам: «Допустимо ли это?» Взгляд этот говорил о том, что есть в них неосознанная потребность быть остановленными, вразумленными: что хорошо, что плохо, что можно, что нельзя. Но, окруженные стадом подхалимов, они слышали лишь одобрения в адрес любого проявления скотства в себе. Тогда, в разладе с внутренним и внешним, запутавшись, они медленно сходили с ума, закидываясь психотропными и успокоительными таблетками.

И те и другие были совершенно не способны испытывать удовольствие от жизни, находить в ней пространство со спокойным, мягким освещением, где можно расслабиться и хоть на время ощутить гармонию с собой и миром. Так были ли они «счастливчиками»?

Среди своих шалопаев студентов, перебивавшихся с хлеба на воду, Погодин чаще наблюдал более счастливых людей, их смех звучал куда звонче и чище.

«Если рассматривать этом феномен сквозь призму восточных учений, она непременно высветит законы кармы», – размышлял Мирослав, томясь в пробке. Карма, емко характеризуемая как закон причины и следствия, подразумевала, что земная жизнь каждого существа начинается с предлагаемых обстоятельств, в которых нужно расти над собой и развиваться, стремясь к осознанности. От жизни к жизни человек получает новое задание, позволяющее извлечь необходимые уроки, как в компьютерной игре, где, попадая на новый уровень, либо справляешься с испытаниями и переходишь на следующий, либо начинаешь заново. Изначальные условия в виде бедности или других очевидных невзгод – один уровень сложности, в виде богатства и вседозволенности – другой и, возможно, более трудный. Ведь человек, над которым нет контроля и ограничений, должен развить высшую степень осознанности, чтобы не скатиться до уровня примата, достойно пройти свой путь.

Съезжая с шоссе, Мирослав думал, что ему, пожалуй, действительно повезло, главным образом в том, что его родители сошлись в счастливом союзе, и в том, что он имел врожденную предрасположенность к осознанности. Осмыслял, анализировал, думал, задавался вопросами и находил на них ответы, которые помогали отстраивать фрагменты его «я» в более или менее цельную, понятную ему самому картину. Но травмоопасные ситуации, кармические задания, требующие отработки, конечно, происходили и с ним. В какой-то момент жизнь стала казаться ему похожей на сложный музыкальный инструмент. Умение играть на нем требовало усердия, постоянного совершенствования слуха, и лишь со временем он начинал звучать все чище, без терзающих фальшивых нот. В этом свете прошлогодняя история, которую с ужасом и тревогой вспоминал отец, самому Мирославу виделась не несчастным случаем, а счастливым. Благодаря ей из его музыкальной симфонии исчезли несколько лишних, нарушающих гармонию звуков. Зря отец считает майора предвестником бед. «Кстати, майор…”, – вспомнил Мирослав, выруливая на Садовое кольцо. Он подключил к телефону гарнитуру и позвонил Замятину.

– Привет, майор! Как жизнь семейная?

Голос Замятина звучал спокойно и слегка устало. «Наверное, опять голову ломает над какой-нибудь закавыкой», – решил Погодин, живо представив, как Иван Андреевич сидит, склонившись над своим рабочим столом, и натужно вникает в очередную преступную схему. Пару минут они болтали о жизни, Мирослав обмолвился о предстоящей поездке и перешел к сути вопроса.