Дочь воздуха - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Авербух cтр.№ 3

Ночь — волшебное время, когда становится невидным всё, что днём застилает людям взор. Когда оживают страхи, мечты и желания, когда небыль становится былью и когда само собой получается любое, даже самое трудное колдовство. Четыре ночных стражи — с зимнего заката по летний рассвет — вот время, когда жизнь из неясности дневной суеты становится однозначной в своих самых важных проявлениях, когда ставятся все вопросы и находятся самые лучше ответы. Самые лучше — да, но, увы, не всегда самые нужные. Земля — кому мать, а кому мачеха, неумолимо тянула меня к себе, и я с болью чувствовала себя тяжелой, неуклюжей, медлительной, запертой в уродливой оболочке, которую я не могу ни изменить, ни отринуть. Постоялый двор казался мне тюрьмой, ловушкой, его воздух был пропитан потом, алчностью, дневной суетой и кислой похлёбкой. Выпрошенный чулан больше походил на гроб, там едва помещалась кровать, потолок висел на расстоянии вытянутой руки, а от привкуса вынужденной страсти меня мутило. Окошко было по обычаю заперто — хорошо, что не заколочено, ведь все люди уверены в опасности ночного воздуха, который будто бы несёт в себе болезни, как и простая вода. С трудом, то и дело ударяясь головой о потолок, я отворила окно. Пахнуло свежестью, прошедшим дождём и осенними листьями. Ворвавшийся ветер растрепал мои волосы, в полумраке кажущиеся белыми, какими они были раньше, а не светло-русыми, как сейчас. Я улыбнулась, и ветер унёс с собой затхлый запах человеческого жилища, оставив мне букет ночных ароматов.

— Лети, — прошептала я одними губами. — Хорошо быть свободным. Лети.

На постоялом дворе многое мне было в новинку. Жёстким казался набитый соломой тюфяк, невозможно тяжёлым — одеяло, а подушку я вовсе приспособила под ноги — под головой она натирала шею. От тесноты подступивших вплотную стен хотелось кричать.

Ветер больше не проникал в комнату, и я снова начала задыхаться. Сбросила душащее меня одеяло, пинком отправила подушку на пол, но это помогло только на короткий миг, а потом… потом я уснула, забылась тяжёлым муторным сном, от которого устала ещё больше, чем за день.

Разбудила меня негромкая музыка, которая, казалось, разносилась над самой моей головой.

— Кого ещё ветер несёт? — удивилась я, садясь на кровати и оглядываясь. Но нет — как я ни напрягала зрение и чутьё, разглядеть мне никого не удалось. В чулане никого, кроме меня, не было. Кроме меня — и музыки. Она словно впорхнула в открытое окно, присела на плечо, оплела меня тысячью нитей, будоражила сердце, волновала кровь, звала… Звала, да так сильно, что меня охватила дрожь. Прежде я думала, что лишь эльфы могут творить такое чудо, когда собирают всех на праздник добрых ветров, отмечающий границу зимы и лета. Но сейчас не время для эльфийских танцев, отступает тепло и всё злее становятся ветры… Нет, это не могут быть эльфы.

Музыка ни о чём не просила, она звучала сама по себе, пробуждая нездешнюю тоску и неясные желания, от которых некуда скрыться и которые нельзя удовлетворить.

Русалки? Они танцуют всё лето, каждую лунную ночь, пока холод не остановит воду и не скуёт её ледяной неподвижностью. И когда они начинают свои пляски, они пением сзывают всех, кто не скрылся от ночного воздуха за затхлыми стенами. И горе тому, кто придёт на их танцы без подарка! Но я слышу перебор струн, а русалки только поют, им не подвластны музыкальные инструменты, и никому они так не рады, как человеку с мандолиной или лютней… на худой конец сгодится и скрипка, а то и тростниковая дудочка. Нет, русалки не могут меня звать — не светит луна, одни лишь звёзды приветливо мигают с вышины, и не женский голос вплетается в зовущую музыку.

Чужая магия сплела вокруг меня кокон, захватила сердце, закружила голову. Я оценивающе взглянула на окошко. Тесное, но и я не из упитанных. Ухватившись за раму, я выскользнула в ночь — искать, где играет позвавшая меня музыка.

Задыхаясь, я пробиралась сквозь лес, ломилась напрямик сквозь ветви, билась о стволы, которые прежде бы с лёгкостью бы обогнула. Спотыкалась, падала и снова вставала. Плащ я забыла на постоялом дворе, и сейчас рвала о колючки своё платье, сбивала ноги, цеплялась за сучки волосами… Скорее. Только бы успеть. Только бы успеть дойти, пока звучит песня!..

Путь через лес был чудовищной, невыносимой и бесконечно сладкой мукой. Жизнь можно отдать только за то, чтобы идти, идти и идти, не думая ни о чём, только следуя приказам захватившей сердце музыки. Прекратить это было бы просто. Так просто! Одно движение — и я свободна, но я не пыталась вырваться на волю, а послушно следовала за путеводной нитью — дальше и дальше в лес, в самую чащу, в ловушку и плен — всё равно.

Я остановилась за деревом, не решаясь выйти и попасться певцу на глаза. Мой сегодняшний знакомец, Рейнеке, сидел на сложенном пополам плаще посреди очерченного ножом круга, и перебирал струны похожего одновременно на скрипку и на лютню инструмента. Кажется, их называют гитарами — любимые игрушки тэнов и их детей, одновременно и прихоть и отличительный знак сословия. На гитарах никто больше не играет, даже сыны тэнов предпочитают любимую бургами лютню. Вот кто ты такой, сын знахарки…

Рейнеке снова запел, и я забыла обо всём на свете. Как человеку может быть дана такая сила, такой дар — завораживать голосом, звать музыкой, похищать сердце песней?

Волшебный голос умолк, и гитарный перебор звучал тихо-тихо. Я вышла из-за дерева и шагнула ближе, чтобы только слышать дивные звуки. Шаг, другой… я переступила проведённую волшебником черту, и он поднял глаза. Кивнул так, будто ничего другого и не ожидал увидеть, и знаком, не прерывая игры, предложил мне подойти ближе. Я послушалась и остановилась только в шаге от мага. Ночной воздух, залитый чарами, лесными запахами и желанием, подарил ощущение лёгкости и силы. Я села у ног мага, жадно ловя последние крохи позвавшей меня сюда музыки. Но вот всё смолкло, волшебник бережно отложил гитару и испытующе посмотрел на меня.