Фосс - читать онлайн книгу. Автор: Патрик Уайт cтр.№ 40

Постепенно целительный воздух Рейн-Тауэрс произвел на Фосса почти тот самый эффект, на который рассчитывали хозяева. В сопровождении добродушного мистера Сандерсона немец медленно объезжал загоны, осматривая лошадей, мулов и еще кое-какой скот, предназначенный для нужд экспедиции. Остальные животные — отара овец и стадо коз — ожидали путешественников в Даунсе, у мистера Бойла.

Пока глава экспедиции был занят, другие участники тоже не скучали: чинили одежду, писали дневники, дремали, ловили мух для рыбалки, жевали сочные длинные травинки или рассказывали байки работникам и недоверчивым горничным миссис Сандерсон. Зато когда Фосс появлялся, они тут же вскакивали, готовые подчиниться любым распоряжениям, теперь казавшимся совершенно разумными. В его присутствии с них снималась вся ответственность, и на данном этапе им это особенно нравилось. Думать самим не приходилось, и можно было спокойно лежать и щуриться на солнце. Ведь главным был Фосс.

Порой немец держался по-отечески. Это было настолько ему несвойственно, что он сам себе дивился. В бороде стала проступать седина, что придавало новому образу достоверности, морщинки вокруг глаз, несомненно, свидетельствовали о доброте, в то время как сами глаза поощряли к откровениям, причем таковым, которые заставляют большинство крепко задуматься, прежде чем вверяться кому бы то ни было.

Во время пребывания в Рейн-Тауэрс немцу довелось выслушать много историй. К примеру, Гарри Робартс признался, что отец подвешивал его вверх ногами на цепях, над углями костра, и смотрел, как тот истекает по́том. Следующим пришел Тернер. Солнце нещадно палило, и голос его звучал угрожающе медленно, когда он рассказывал про дом в Кентиш-Тауне, на северо-западе Лондона, в котором, судя по всему, снимал угол и в котором кто-то умер, а люди смотрели на него и смотрели, с лестничных площадок и ступеней, пока он не убежал подальше от их глаз и по своей воле прибыл в эту страну, куда других отправляли силой за грехи их. Окончив рассказ, Тернер искоса посмотрел на Фосса, но солнце было слишком жарким, чтобы он мог жалеть о своей опрометчивости.

Фосс выслушивал тайны и поспешно запирал на замок, как по причине их ценности, так и в силу отвращения, которое питал к грехам этого сброда. Однако то же отвращение заставляло его поощрять членов своей экспедиции к дальнейшим излияниям.

Впрочем, кое-кто откровенничать не стал. Фрэнк Лемезурье. Немец внезапно осознал, что с прибытия в Рейн-Тауэрс они почти не виделись, и при случае даже заговорил об этом.

— То, как вы проводите время, Фрэнк, для меня загадка, — заметил он и улыбнулся.

Молодой человек смутился.

— Да как вам сказать… Чем бы я ни занимался, скрывать мне нечего.

Разумеется, ему было что скрывать.

— Шучу, — ласково отозвался немец. — Сейчас самое время для отдыха. Вы имеете полное право.

При этом он проницательно посмотрел на молодого человека, и вскоре тот вышел.

Уже в самый вечер прибытия, после того как природа предстала ему во всем великолепии, о существовании которого он прежде и не подозревал, Фрэнк Лемезурье начал меняться. Закатное солнце сгладило острые углы. Впрочем, тьма не пала, скорее брызнула на ждущие ночи холмы и запульсировала, словно кровь по жилам молодого человека. Ей противился лишь замечательный дом Сандерсонов. Позже Лемезурье вышел, чтобы посмотреть на светящиеся окна. Благодаря его одиночеству довольно скромный свет выглядел трогательным и желанным. Дни начали обретать смысл. Травы замирали и шелестели. Дитя прижалось к нему щекой. Солнце, величественное и властное, показалось простым кругом, в который можно вступить, если ты готов ослепнуть и сгореть дотла.

В конечном итоге, как-то раз Лемезурье вбежал в прохладную, тихую комнату, где поселился на время их пребывания, и стал искать в своих вещах старый дневник, который давно забросил из-за ничтожности происходивших в его жизни событий, потом ненадолго замер, держа блокнот в дерзновенных руках. И тогда он начал писать.

Все непрожитое постепенно переносилось на бумагу. Злоключения приняли форму, обратившись в цветы, горы и слова любви, которую ему прежде не доводилось выражать и которой, именно по этой причине, была свойственна истинность, присущая невинности. Закончив стихотворение, Фрэнк почувствовал, что оно жжет бумагу. Наконец-то он смог! Хотя молодой человек стал намного сильнее, он убрал дневник подальше, страшась, что его могут обвинить в слабости. Иногда он перечитывал свои записи, и даже если часть из них отмирала, сразу возникали новые пути к свету. Все постоянно менялось, как и мир явлений, из которого к нему пришли стихи. Впрочем, структура оставалась неизменной.

Значит, теперь он по-настоящему силен. Иногда ему хотелось показать свою силу, но он сдерживался.

Фрэнк что-то скрывает, понял Фосс.

За два дня до отъезда на северо-запад немец оседлал лошадь и отправился в том направлении, где вроде бы жил Джадд. Часть пути он проехал по открытой равнине, через которую вела едва заметная дорога. Среди порыжевшего щавеля стояли глупые овцы на деревянных ногах и испуганно притопывали при виде всадника. Из шалаша за Фоссом наблюдал пастух. Серая дорога вскоре превратилась в узкую тропу, похожую на русло обмелевшего ручья, и завилась между валунами и деревьями. Вероятно, в ту ночь, когда Джадд возвращался от Сандерсона, он полагался исключительно на провидение и на чутье лошади. Даже при свете дня Фосс ехал по большей части наугад. Он касался стволов деревьев, подступавших совсем близко, смотрел на клейкие наросты и снующих по ним муравьев. Еще он напевал на родном языке какую-то веселую песню про солнечный свет и водопады. Слов в ней было немного, точнее, немец мало что помнил, поэтому они часто повторялись и в результате растягивались до неузнаваемости, что подчеркивало их мистический посыл в тишине серого буша.

Вскоре тропа побежала по острому гребню, ощетинилась обугленными пнями, бешено завилась между черных скал и ринулась отвесно вниз. Седло резко сползло на холку лошади. Степенный мерин уперся всеми четырьмя ногами и заскользил по склону. Казалось, весь мир устремился под уклон, включая цепляющееся за него стадо коз. Копыта животных цокали, рога мелькали, помет брызгал во все стороны, когда они бродили по зарослям кустарника или пощипывали серую траву. Желтые глаза разом обратились на всадника, и в следующий миг стадо ринулось вниз, вниз, вниз до самого конца. Вскоре их короткие хвосты скрылись из виду.

Мерин не сомневался, что все тропы хоть куда-нибудь да ведут, поэтому последовал за козами. Местность тут была поистине химерическая. Сквозь ветви деревьев пролетали крупные молчаливые птицы, в основном черные. Весьма странно, что этим, в общем-то, мягким созданиям удавалось производить столь оглушительный шум — взмахами тяжелых крыльев они буквально взрывали тишину.

Фосс возликовал. Загремели хмельные литавры. Он позабыл все слова, и все же пропел свою хвалебную песнь надтреснутым басом, который не опозорил бы и храма, поскольку был посвящен Богу.

Да. Бог! Он вспомнил. И пропел это слово. Оно прозвенело сокрушительно, как трубный глас.