А она была.
И вот он ушел, а его ненависть все еще кромсает мое сердце тупым лезвием. Тупой болью. Никому не нужной болью.
Или нужной, тут уж как посмотреть, ведь он пришел мстить.
Я заставила себя развернуться к залу и командам. Сражение давно уже шло, не понимаю, как я не услышала этого… словно оглохла от боли, а сейчас… что ж, сейчас я могла констатировать лишь неутешительное:
— А победителей у нас сегодня нет. Встали, вытерли сопли и на полигон!
***
На вечернем совещании у генерала я обнаружила пополнение.
— Господа, наш консультант по боям в лесных массивах, полковник Акихиро, — обозначил для всех присутствующего на совете генерал Энекс.
Что примечательно, Адзауро показательно игнорируя и генерала и собрание, стоял, прислонившись к стене у окна, безучастно взирая на бегающих по полигону несчастных наемников. И всем своим видом он демонстрировал, что происходящее на полигоне занимало его больше, чем имевшее место собрание.
— Я хотел бы обсудить нереальные требования капитана Давьер! — высказался полковник Стейтон.
Я прошла, села на свое место, и… промолчала. Не знаю почему, горло сжало спазмом, и я… я ничего не смогла сказать.
Зато генерал, свято следуя нашей легенде, ядовито уведомил подчиненного:
— Как генерал и главный на этой базе, я поддержу любое начинание, капитана Давьер.
Стейтона естественно подобное не устроило, и он не удержался от саркастичного высказывания:
— Генерал, мы всё понимаем, секс штука нужная и я бы даже сказал необходимая, но вам не кажется, что постельные предпочтения капитана Давьер, не стоит выносить… скажем так на публику?
Тттварь!
— Мои сексуальные предпочтения? — я просто не могла промолчать. — Полковник, если не ошибаюсь, именно вы сегодня внесли толику… мммм… эротичности в стандартную тренировку.
И над столом, в трехмерной проекции возникла картинка того, как собственно Стейтон лишает себя одежды. Да, мой сейр всегда со мной.
И в реально бесящих меня ситуациях нужную информацию я способна отыскать практически мгновенно, а потому теперь все имели возможность пронаблюдать, как раздевается передо мной разъяренный полковник. Но, у него имелась одна маленькая проблема — я не просто слишком эмоционально среагировала, я взбесилась.
— Ммм, нет, что-то не то, — издевательски высказала я, комментируя запись.
И замедлив съемку, подключила к ней вполне подходящую музыку.
И вот теперь присутствующим демонстрировался классический мужской стриптиз.
В кабинете генерала повисла потрясенная тишина, все оторопело наблюдали происходящее.
— Так кто из нас выносит свои сексуальные… ммм пристрастия на публику? — ядовито поинтересовалась у багровеющего Стейтона.
— Достаточно! – прорычал генерал.
Естественно запись я тут же выключила. Субординация и все такое.
Лицо Стейтона казалось окаменело, остальные уже с заметной опаской поглядывали на меня, а я… я всем сердцем ощущала ледяную ненависть, того, кто все это время не сводил с меня полных ярости глаз. А я… я просто не хотела, чтобы он все это слышал. Про меня и Энекса. Я не хотела. Не хотела этого настолько, что внезапно осознала — мне медленно, но верно становится плевать и на свою работу, и на уже запущенную и работающую легенду, мне было плевать на все… кроме Чи… И я с этой видеозаписью сорвалась на Стейтона совершенно без повода, на чистых эмоциях, потеряв все свое хладнокровие и сосредоточенность на деле, только лишь потому, что в командном пункте находился ОН.
— Дорогая, — внезапно обратился ко мне генерал, — ты не против сегодня отужинать со мной в поместье лорда Виантери?
Я чувствовала себя так, словно мне со всей силы залепили пощечину, но…
Проклятое «но».
— Конечно, дорогой, я вся в твоем распоряжении, — промурлыкала в ответ.
И заставила себя улыбнуться.
Эта улыбка резала мою душу похлеще тупого тесака неопытного мясника, но я улыбалась… я улыбалась, дерсенг меня подери, у меня не было выбора.
— Переоденешься? – еще один полный нескрываемой любви и заботы вопрос генерала.
— Конечно, милый.
И я встала, чтобы не оборачиваясь, молча выйти из кабинета генерала, чувствуя, как прожигает лютой ненавистью взгляд того, кого здесь вообще не должно было быть.
***
Перед дверью моей комнаты меня ждал… скажем так – подарок. Алое шелковое платье, с открытыми плечами, алые перчатки, алые туфли, черные чулки и записка от генерала: «Вчерашняя ночь была великолепна. Я, надеюсь, и этот вечер станет особенным».
Судя по состоянию записки, ее кто только не прочитал…
Не удержалась от того, чтобы просмотреть камеры, и сердце болезненно сжалось, когда я увидела того, кто прочел это первым…
Пакет в результате полетел об стенку, едва я вошла в комнату! Я не сдержалась, и ушла в душ, включив напор на полную мощность, и подставляя лицо воде, старательно смывающей все мои слезы… Все до одной. Их было не много… я просто не могла себе их позволить.
Но это ранящее чувство вины… приговор в его взгляде…
И слезы потекли снова, когда я поняла кем являюсь в глазах Чи — дешевой потаскухой.
Лживой, насквозь лживой, дешевой потаскухой.
И я стояла под ледяными струями воды, а в душе все медленно умирало. Медленно, неотвратимо, разливаясь пустотой и бесконечной убивающей усталостью… Мне хотелось сдохнуть… Просто сдохнуть…
И потому я как-то даже не сразу обратила внимание на шорох в комнате…
Но затем мысль, дурацкая напрочь лишенная оснований мысль — вдруг это Чи?
Мгновенно замотавшись в полотенце, я быстро вышла из ванной, отбрасывая назад мокрые волосы…
И сильно пожалела, о своей импульсивности…
Адзауро в комнате не было!
Ни его, никого либо иного, кого мое зрение и камеры могли бы распознать, и все же — уходя в душ, я не открывала окно!
И да — я его чувствовала. Не видела, нет, но кроме холодного ветра, врывающегося через открытое окно, я чувствовала и того, от кого по коже ледяными узорами поднимался страх.
На секунду я застыла, придерживая полотенце на груди одной рукой, а затем вторую осторожно, почти незаметно, протянула к столику, на котором стояли мои визоры, технично замаскированные под обычные очки.
Но еще до того, как пальцы дотянулись до прибора, я уже знала — мне не позволят их взять.
Порыв ветра справа, я уклонилась, швырнув на невидимого демона столик, и едва успела отскочить в сторону, когда мебель, натолкнувшись на преграду, опала щепками на пол. Дохлый дерсенг, у него было оружие.