Лиса в курятнике - читать онлайн книгу. Автор: Карина Демина cтр.№ 24

— Что?

— Все… стоишь тут корова коровой… а эти вон… смеются… думают, что раз я на границе выросла, то дурища… у меня тоже гувернантка, за между прочим, имелась… правда, ее после татарва скрала, но сама виновата, нечего было по ночам на свиданки бегать. Ей говорено было, а нет… тятенька ее после сыскал, только возвращаться она не захотела. А другие не поехали. И из пансиона меня выгнали…

— За что? — удивилась Лизавета.

— Да… за дурость… довели меня. — Авдотья тяжко вздохнула. — И кузина эта… вечно ходила, глазки в пол, такая тихоня… все хвалят, а у меня норов. Папенькин. Вот и… как-то оно вышло, сама не знаю… побила я ее. Немного. Волос подрала… эта в слезы, и другая дура тоже… все верещать стали, что меня боятся… будто я кого первой трогала… туточки тоже… говорю ж, не место тебе. Сожрут.

— Посмотрим. — Лизавета наблюдала за княжной Одовецкой, которая, в свою очередь, не сводила взгляда с княжны Таровицкой, а уж та, в свою очередь, довольно-таки ревниво следила за бледненькой, если не сказать вовсе блеклой девчушкой.

— А… это Снежка. — Авдотья тоже проследила за взглядом. — Тятенькиного старинного приятеля дочка… ее зовут Асинья… красиво, да? Только наши все одно переиначили… ее тоже в жены царевичу прочат…

Не многовато ли у царевича жен?

Нет, будь он из турков или, паче того, асваров, у которых, сказывали, жен может быть четыре, а наложниц и того больше, всем бы место нашлось. Но трон один.

И обычай.

И стало быть, конкурс будет куда интересней, нежели Лизавета предполагала.

— А она…

Авдотья рученькой махнула.

— Тихая она, блаженная… матушка ейная не из наших… ну, не из людского племени…

Вот это и вовсе неожиданно.

— Тятенька сказывал, что случилась с его приятелем беда, только не сказывал какая… то ли заблудился, то ли волки сожрали… не до конца, — уточнила Авдотья, поняв, сколь нелепо звучит история. — Главное, что он бы не выбрался, когда б не дева лебяжья. Полюбил он ее крепко, в жены взял… правда, только по их обычаю. Небось ихнему народу в церкву путь заказан… только странно… императрица-то ходит.

— Императрица?

Авдотья посмурнела, огляделась и шепотком произнесла:

— Она тоже, бают, не совсем чтоб человек… может, полукровка какая… но лучше об том помалкивать. А то ж…

Лизавета кивнула: и вправду, об императрице помалкивать оно как-то правильней будет. А вот к княжне юной, застывшей у окна, она приглядится.

— Не, Снежка не злая и не подлая. Она иная просто… к нам когда гостевать приезжали, я ее в сад выведу, она сядет перед цветочком каким, вперится взглядом и сидит, сидит… Спросишь: чего? Она и скажет, мол, смотрит, как растет… наши-то ее чурались, обижали… пока я одну дуру языкастую за косы не оттаскала. Небось от сплетен вреда куда больше, чем от Снежечки… правда, в последние годы тятька ейный крепко прихворнул, вот и не заезжали… и выросла… я к ней подошла, думала, хоть с кем поговорить будет, а она только глянула и отвернулась.

Асинья, на старом языке, который преподавали исключительно факультативно, но Лизавета записалась, уж больно красив он был, да и в деле нужен, — значит Снежная. И вправду, Снежная.

Белоснежная.

Кожа аж светится, волосы искрятся. И черты лица неуловимо… иные? Вот Асинья руку протянула, коснулась нежно, будто опасаясь прикосновением этим разрушить что-то, видимое лишь ей, колонны и янтарь побледнел, подернулся изморозью.

Асинья же руки убрала за спину.

Оглянулась, не видит ли кто.

Видит, но…

Пока об этом писать не стоит.

— Те вон за женихами приехали… — Авдотья указала на стайку девиц, одетых в схожие, пусть и разных колеров платья. — Знаю их по пансиону… не лезь, дуры и безмозглые. Гадостей наговорят, будешь потом отплевываться — не отплюешься… вон там тоже графинюшки… из знатных, Бержана еще ничего, не горделивая, а вот сестрицы ее…

Она продолжала показывать и рассказывать, изредка поднимая крыло веера, весьма массивного, сделанного под руку ее:

— Эти князя Навойского хотят заполучить… ага, даром что худородный, зато в милости царской. Только папенька баил, что милость — дело такое, сегодня есть, а завтра нет… Но князь ничего, хитрый, вывернется…

Лизавета, подумав, согласилась: этот всенепременно вывернется.

Вышеупомянутый князь Димитрий Навойский пригнулся, пропуская над головой золотой кубок. Тот, пущенный мощной государевой рукой, пролетел мимо, дабы, ударившись в стену, плеснуть каплями красного вина на ковер драгоценный.

— Вон пошел, — велел устало царь батюшка и руку поднял, в которую мигом другой кубок вложили и вином наполнили до краев. — И чтоб я тебя, прохвоста, больше не видел… езжай… куда-нибудь… привези там… чего-нибудь…

В светлых глазах царя мелькнули искры да погасли. Он кубок сунул кому-то, сам будто обмяк, пожаловался:

— Ни совести, ни ума…

Князь, пользуясь моментом, тихонечко вышел и дверь притворять не стал, чтобы и те, кто в коридоре, услышали:

— Я к нему со всей душою, а он воровать вздумал…

Сонм голосов поспешил заверить его императорское величество, что подобные грехи случаются и с лучшими из людей, что уж говорить о том, в чьих жилах половина, если не больше, подлой крови… Царь слушал. Соглашался. Порой рученькой махал.

И Димитрий удалился со всей поспешностью, изволив напоследок громко дверью хлопнуть, чтоб ни у кого не осталось сомнений в обиде его, бестолкового, на благодетеля.

Чуть позже в конюшне оседлали черного жеребца эльзарской породы — пусть ему изрядно не хватало изящества, зато был Прохвост вынослив и, что немаловажно, умен. Еще несколько бездельников стали свидетелями скандала, учиненного князем старшему конюшему.

Нашлись и те, кто видел, как впавший в немилость — новости по дворцу разносились, что пламя по сухому лесу, — охаживал плеткою коня, который летел по аллее.

И те, кто едва ль не до ворот проводил.

Правда, позже показания разошлись.

Одни уверяли, что князь повернул на север, стало быть, отправили его в Архбельск, ладить отношения с северянами, которые в последние годы сделались холодны и надменны, не иначе пакость затевали. Другие, напротив, клялись, будто направили его на южные границы, где всегда было неспокойно, и следовательно, скорого возвращения ждать не стоит. Третьи настаивали, что князь отправился к ляшской границе, не иначе как родину продавать по сходной цене, правда, сами же, смущаясь, добавляли, что от ляхов ее ждать не стоит. На редкость скаредный это народец.

В общем-то правы были все.

Вороных жеребцов эльзарской породы было не так уж мало, а отыскать человека, сходного с князем фигурой, да обрядить его в одежу нужную — и того проще. Главное, князь уехал. А во дворце царском появился еще один писарь, человечек обличья невзрачного и натуры, как водится, преподловатой. Отчего-то подобная напасть частенько с писарями случалась.