Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа - читать онлайн книгу. Автор: Валентин Лавров cтр.№ 3

Медников успокоил:

— Если, Геннадий Иванович, докажешь, что Толстый на небо вознесся или под землю провалился, трешник верну.

В этот момент дверь приотворилась, и в кабинет вошел Зубатов, начальник Московского охранного отделения. Медников крикнул:

— Встать!

Филеры, поднимаясь, задвигали тяжелыми стульями по натертому до зеркального блеска паркету.

Зубатов совершенно не был похож на военного человека. Все в нем было скромно, неброско: среднего роста, небольшая бородка на умном, интеллигентном лице, гладко зачесанные назад каштановые волосы, серые смеющиеся глаза, чаще всего спрятанные за дымчатыми очками. Попав однажды в ряды полицейских, Зубатов сразу же выделился неуемной энергией и исключительными способностями. Сделал карьеру, стал начальником Московского охранного отделения. И тут Зубатов развернулся вовсю. Он ввел фотографирование всех арестантов, первым в России стал применять дактилоскопию, разработал и привел в систему наружное наблюдение и вообще поднял технику раскрытия преступлений на небывалую до того высоту. Европа вполне могла завидовать.

Зубатов махнул рукой:

— Садитесь! Слышу, весело у вас тут. Думаю, надо зайти, узнать, чему разведчики радуются.

— Это смех сквозь слезы. На ошибках учимся, Сергей Васильевич! К сожалению, не на чужих, а на собственных, — отвечал Медников.

— Вы заканчиваете летучку? Наряды на прослежку раздали?

— Так точно! Наряды раздали, дела обмозговали, теперь свободные от дежурства по домам пойдут.

— Вот и хорошо! Евстратий Павлович, мне с тобой двумя словами надо перекинуться. — Голос Зубатова звучал подозрительно ласково.

Медников сказал филерам:

— Все свободны.

Филеры дружно поднялись, переговариваясь, посмеиваясь над опростоволосившимися товарищами, поспешили из кабинета.

* * *

Зубатов продолжал все тем же медовым голосом:

— Ну как, Евстратушка, поживаешь? Что твое здоровье?

Медников устало потянулся, хрустнув ревматическими суставами, и произнес:

— Эх, Сергей Васильевич, вчистую замучился на службе государевой, а годы мои немолодые, скоро пятьдесят справлять буду, коли доживу.

— Доживешь, обязательно доживешь, гордость ты наша, Евстратушка.

— Потому и терпим, что государю служим. Люди словно обезумели, бояться перестали. Нынче повсюду недовольство, не таясь ругают государя, проклинают полицию. А что вытворяет интеллигенция? Деньгами субсидируют социалистов. Вон, в газетах пронюхали, напечатали: сынок чайного короля Цетлина эсерам-террористам громадные тысячи передал. Я бы таких господ за шкирку и этапом в Сибирь, на вечное поселение.

— Не помешало бы! — поддакнул Зубатов. Он вкрадчиво запел: — Дорогой Евстратушка, сделай доброе дело, прими, как сына родного, одного человечка…

— Куда принять? — буркнул Медников. — К себе на службу?

Зубатов усмехнулся:

— Нет, он уже служит! Дай несколько уроков наружного наблюдения. Он должен освоить азы науки, которой ты, Евстратий Павлович, владеешь в совершенстве: умением распознать прослежку, избавиться от нее… Ты ведь у нас профессор наружной службы.

Медников, с начальством безропотный, вдруг заартачился:

— Сергей Васильевич, мне дыхнуть некогда, не то что кого учить. Я, пардон, в туалет бегом бегаю, обедать забываю — нету времени, а тут, видите ли, филерскую школу для одного неграмотного открыть должен. Могу посоветовать кого-нибудь из своих ребят, того же Волчка, он научит нашим премудростям.

Голос Зубатова вмиг переменился, обрел жесткие, начальнические нотки.

— Я не могу этого человека раскрывать перед рядовыми филерами. Два-три урока, и все! Он очень способный, все схватывает на лету. Дело требует этого. Как думаешь, кто отдал приказ этого ученичка направить именно к тебе? Тебе кланяется просьбой сам директор Департамента полиции…

— Лопухин? — изумился Медников. — А он не приказал мне жалованье увеличить?

— Я сам тебе за этот месяц премию выпишу…

Медников задумчиво протянул:

— Во-от оно что! Птица, поди, важная?

— Не обычный ученик! От твоей учебы зависит не только жизнь этого человека, но, быть может, государственное спокойствие. Ты, Евстратий, масштаб осознай. Его зовут Иван Николаевич.

— Хоть Иван Васильевич Грозный. — Медников с молодых лет взял себе за правило: начальству не перечить, от службы не бегать. — Пусть войдет!

Зубатов широко улыбнулся, с чувством пожал Медникову руку:

— Спасибо, Евстратушка! Вот за что тебя уважаю — за понимание государственных интересов. — Он поднял вверх палец. — Еще раз прошу, пожалуйста, ничему не удивляйся. Приказ начальства не подлежит обсуждению и удивлению. — Заливисто рассмеялся.

Не прошло и минуты, как дверь открылась. В кабинет вплыла фигура вида необычного. На вошедшем был дорогой костюм, в одной руке — небольшой кожаный портфель, в другой — трость с серебряным набалдашником в виде человеческого черепа. Темные маслины умных выпученных глаз настороженно глядели исподлобья.

Глава филеров, видавший виды, на сей раз испытал потрясение. Если бы в его кабинете застучал копытцами с хвостом и рогами, пахнущий серой нечистый, то знаменитый филер удивился не больше. Подумалось: «Господи, это что, у меня уже грезы начались?»

Этого человека он знал по филерским фотоальбомам. По многолетней привычке сличать натуру с описаниями примет моментально вспомнил запись в полицейской картотеке: «Толстый, сутуловатый, выше среднего роста, ноги и руки непропорционально маленькие, шея толстая, короткая. Лицо круглое, одутловатое, смуглое, череп кверху сужен, волосы темного цвета, прямые, жесткие, обыкновенно подстрижены коротко. Лоб низкий, брови темные, густые, глаза карие, навыкате. Нос большой, чуть приплюснутый, скулы выдаются. Губы толстые, выпяченные, чувственные. Бороду обычно бреет, усы носит подстриженными». Подумалось: «Монументален, словно гиппопотам».

Сомнений не было — перед Медниковым стоял тот самый наблюдаемый по кличке Толстый, за потерю которого Волчок и его двое товарищей только что получили взбучку. Настоящее имя — Евно Азеф, один из руководителей эсеров-террористов, член ЦК.

Азеф держался уверенно, с апломбом.

— Позвольте, сударь, представиться — Иван Николаевич. — И не протянул руки.

— А меня — Евстратий Павлович. — Тягостная мысль испортила настроение: «Это дурной сон! Я должен сообщать секреты наружного наблюдения махровому бомбисту! Ничего не понимаю… Но ведь начальство приказало! Что ж, стану исполнять».

Азеф полез в брючный карман. Медников с напряженным вниманием следил за гостем. Азеф рассмеялся: