Зверобой, или Первая тропа войны - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Фенимор Купер cтр.№ 72

— А Дикая Роза? — воскликнул гурон, ибо слава о красоте Джудит распространилась между скитавшимися по лесной пустыне индейцами не меньше, чем между белыми колонистами. — Разве Дикая Роза недостаточно благоуханна, чтобы быть приколотой к груди моего брата?

Зверобой был настоящим рыцарем по натуре и не хотел ни единым намеком повредить доброму имени беспомощной девушки, поэтому, не желая лгать, он предпочел молчать. Гурон не понял его побуждений и подумал, что в основе этой сдержанности лежит отвергнутая любовь. Все еще надеясь обольстить или подкупить пленника, чтобы овладеть сокровищами, которыми его фантазия наполнила «замок», индеец продолжал свою атаку.

— Соколиный Глаз говорит как друг, — промолвил он. — Ему известно, что Расщепленный Дуб хозяин своего слова. Они уже торговали однажды, а торговля раскрывает душу. Мой друг пришел сюда на веревочке, за которую тянула девушка, а девушка способна увлечь за собой даже самого сильного воина.

— На этот раз, гурон, ты немножко ближе к истине, чем в начале нашего разговора. Это верно. Но никакой конец этой веревочке не прикреплен к моему сердцу, и Дикая Роза не держит другой конец.

— Странно! Значит, мой брат любит головой, а не сердцем. Неужели Слабый Ум может вести за собой такого сильного воина?

— И опять скажу: отчасти это правильно, отчасти ложно. Веревочка, о которой ты говоришь, прикреплена к сердцу великого делавара, то есть, я разумею, одного из членов рода могикан, которые живут среди делаваров после того, как истребили их собственное племя, — отпрыска семьи Ункасов. Имя его Чингачгук, или Великий Змей. Он-то и пришел сюда, притянутый веревочкой, а я последовал за ним или, вернее, явился немного раньше, потому что я первый прибыл на озеро. Влекла меня сюда только дружба. Но это достаточно сильное побуждение для всякого, кто имеет какие-нибудь чувства и хочет жить немножко и для своих ближних, а не только для себя.

— Но веревочка имеет два конца; один был прикреплен к сердцу могиканина, а другой…

— А другой полчаса назад был здесь, возле этого костра. Уа-та-Уа держит его в своей руке, если не в своем сердце.

— Я понимаю, на что ты намекаешь, брат мой, — важно сказал индеец, впервые как следует поняв действительный смысл вечернего приключения. — Великий Змей оказался сильнее: он потянул крепче, и Уа-та-Уа была вынуждена покинуть нас.

— Не думаю, чтобы ему пришлось сильно тянуть, — ответил охотник, рассмеявшись своим обычным тихим смехом, и притом с такой сердечной веселостью, как будто он не находился в плену и ему не грозили пытки и смерть. — Не думаю, чтобы ему пришлось сильно тянуть, право, нет! Помоги тебе бог, гурон! Змей любит девчонку, а девчонка любит его, и всех ваших гуронских хитростей не хватит, чтобы держать врозь двух молодых людей, когда такое сильное чувство толкает их друг к дружке.

— Значит, Соколиный Глаз и Чингачгук пришли в наш лагерь лишь за этим?

— В твоем вопросе содержится и ответ, гурон. Да! Если бы вопрос мог говорить, он самовольно ответил бы к полному твоему удовольствию. Для чего иначе нам было бы приходить? И опять-таки это не совсем точно; мы не входили в ваш лагерь, а остановились вон там, у сосны, которую ты можешь видеть по ту сторону холма. Там мы стояли и следили за всем, что у вас делается. Когда мы приготовились, Змей подал сигнал, и после этого все шло как по маслу, пока вон тот бродяга не вскочил мне на спину. Разумеется, мы пришли именно для этого, а не за каким-нибудь другим делом и получили то, за чем пришли. Бесполезно отрицать это; Уа-та-Уа сейчас вместе с человеком, который скоро станет ее мужем, и, что бы там ни случилось со мной, это уже дело решенное.

— Какой знак или же сигнал сообщил девушке, что друг ее близко? — спросил старый гурон с не совсем обычным для него любопытством.

Зверобой опять рассмеялся.

— Ваши белки ужасно шаловливы, минг! — воскликнул он. — В ту пору, когда белки у других народов сидят по дуплам и спят, ваши прыгают по ветвям, верещат и поют, так что даже делаварская девушка может понять их музыку. Существуют четвероногие белки, так же как и двуногие белки, и чего только не бывает, когда крепкая веревочка протягивается между двумя сердцами!

Гурон был, видимо, раздосадован, хотя ему и удалось сдержать открытое проявление неудовольствия. Вскоре он покинул пленника и, присоединившись к другим воинам, сообщил им все, что ему удалось выведать. Гнев у них смешивался с восхищением перед смелостью и удалью врагов. Три или четыре индейца взбежали по откосу и осмотрело дерево, под которым стояли наши искатели приключений. Один из ирокезов даже спустился вниз и обследовав отпечатки ног вокруг корней, желая убедиться в достоверности рассказа. Результат этого обследования подтвердил слова пленника, и все вернулись к костру с чувством непрерывно возрастающего удивления и почтительности. Еще тогда, когда наши друзья следили за ирокезским лагерем, туда прибыл гонец из отряда, предназначенного для действий против «замка». Теперь этого гонца отослали обратно. Очевидно, он удалился с вестью обо всем, что здесь произошло.

Молодой индеец, которого мы видели в обществе делаварки и еще одной девушки, до сих пор не делал никаких попыток заговорить со Зверобоем. Он держался особняком даже среди своих приятелей и, не поворачивая головы, проходил мимо молодых женщин, которые, собравшись кучкой, вполголоса беседовали о бегстве своей недавней товарки. Похоже было, что женщины скорее радуются, чем досадуют на все случившееся. Их инстинктивные симпатии были на стороне влюбленных, хотя гордость заставляла желать успеху родному племени.

Возможно также, что необычайная красота Уа-та-Уа делала ее опасной соперницей для младших представительниц этой группы, и они ничуть не жалели, что делаварка больше не стоит на их пути. В общем, однако, преобладали более благородные чувства, ибо ни природная дикость, ни племенные предрассудки, ни суровая доля индейских женщин не могли победить душевной мягкости, свойственной их полу. Одна девушка даже расхохоталась, глядя на безутешного поклонника, который считал себя покинутым. Ее смех, вероятно, пробудил энергию юноши и заставил его направиться к бревну, на котором по-прежнему сидел пленник, сушивший свою одежду.

— Вот Ягуар! — сказал индеец, хвастливо ударив себя рукой по голой груди, в полной уверенности, что это имя должно произвести сильное впечатление.

— А вот Соколиный Глаз, — спокойно возразил Зверобой. — У меня зоркое зрение. А мой брат далеко прыгает?

— Отсюда до делаварских селений. Соколиный Глаз украл мою жену. Он должен привести ее обратно, или его скальп будет висеть на шесте и сохнуть в моем вигваме.

— Соколиный Глаз ничего не крал, гурон. Он родился не от воров, и воровать не в его привычках. Твоя жена, как ты называешь Уа-та-Уа, никогда не станет женой канадского индейца. Ее душа все время оставалась в хижине делавара, и наконец тело отправилось на поиски души. Я знаю, Ягуар очень проворен, но даже его ноги не могут угнаться за женскими желаниями.

— Змей делаваров просто собака; он жалкий утенок, который держится только на воде; он боится стоять на твердой земле, как подобает храброму индейцу!