Он достал из кармана смятый газетный кулёк, предложил мне.
– Бабка сама жарит, – пояснил он. – В соли.
Семечки оказались вкусные, мы сидели на брёвнах и некоторое время их щёлкали, смотрели за плотниками.
– Чего строят-то с утра? – спросил я.
– Городок, – отмахнулся Валерик. – Ярмарка будет. То есть фестиваль.
– Что за ярмарка?
– Плотницкого мастерства, – пояснил Валерик. – А мама не рассказывала? Это здорово. Можно баню недорого купить или… скамейку. Ну и лесорубы приезжают, конкурсы всякие устраивают. Знаешь, есть такие мужики, которые могут дерево с трёх взмахов…
– Понятно, – перебил я.
Уже не скука, уже тоска, подумал я. Застряли. Если отец ещё пару дней там проваляется, я с ума сойду и сам буду перерубать дерево с трёх ударов. Лбом. В прыжке. Угораздило. А я не хотел сюда ехать, я говорил… Хоть бы раз меня послушали. А теперь Холмы и Валерик.
– Спасибо, – сказал я. – Если мы отсюда не уедем, то обязательно посетим ваш чудесный фестиваль.
– Ага, посетите, куда денетесь. Тебе у нас как, нравится? У нас очень старый город…
Я подумал, что надо было остаться в палате. Лучше лежать в палате, чем слушать Валерика.
– А ты сколько подтягиваешься? – спросил Валерик.
– Десять раз, – ответил я.
– Нормально, – с завистью сказал Валерик. – А я только четыре. Но зато широким хватом. Я на сосне подтягиваюсь, залезаю на сосну, повисаю на ветке на пяти метрах над землёй и вишу. И подтягиваюсь, подтягиваюсь…
– Зачем?
– Укрепляет запястья и спину. Я хочу годика через три в конкурсе метателей поучаствовать.
– В чём?
– Топор метнуть, – объяснил Валерик. – На фестивале конкурс метателей проводится, туда только с шестнадцати лет принимают. Хочешь, научу?
– Что? – не догадался я.
– Топор метать. Это просто!
Валерик вдруг разволновался.
– Главное, задействовать широчайшую мышцу… – принялся рассказывать он. – В этом весь секрет – вытянуть широчайшую и запястье в линию, тогда топор летит далеко и точно…
– Не, спасибо, мне топор нельзя метать, – отказался я. – У меня плечевая сумка надорвана, так что резких движений делать не могу.
– Жаль, – вздохнул Валерик. – Но у тебя всё это скоро пройдёт.
– Почему?
– Почему? А у нас воздух хороший очень. Сам видел – в больнице никого. Никто не болеет, а кто вдруг заболевает, так сразу выздоравливает.
– Здорово. У вас тут санаторий надо открывать, – сказал я. – Чтобы все приезжали, дышали – и выздоравливали.
– Санаторий… – Валерик удивился. – Да не, у нас санаторий нельзя.
– Почему? – спросил я.
– Дороги плохие. И далеко. И дорого всё будет, если санаторий.
Я зевнул. От Валерика, да и спать, если честно, захотелось изрядно, после такого завтрака-то.
– А вы куда едете? – продолжил приставать Валерик.
– В Туапсе, – зачем-то сказал я.
– Ого! – Валерик с завистью покачал головой. – А я никогда на море не был…
– А чего не съездите?
– На море? А чего там делать-то? Капусту морскую лопать?
Только что завидовал и тут же перевернулся. Капуста морская ему не нравится…
– Нам и тут хорошо, – сказал Валерик.
– Ясно.
Я зевнул, потянулся, хрустнув шеей.
– Пойду, – сказал я. – Спать что-то захотелось.
– А, да, иди…
Я съехал с брёвен, пересёк площадь. Этот Валерик потащился, конечно, за мной. Молча, улыбаясь и оглядывась. А я как-то не смог его отогнать, постеснялся, всё-таки в чужом городе, к тому же он меня семечками угостил, к тому же он сын Юлии Владимировны, а она нас так хорошо приняла.
В конце площади Валерик догнал.
– А Света как? – поинтересовался он. – Как у неё настроение?
Я уже не удивился. Все про всё знают. Маленький городок.
– Спит, наверное, – сказал я. – Она до двенадцати спит обычно.
– Понятно, – кивнул Валерик. – И я люблю поспать подольше, особенно зимой.
– А она и летом не дура поспать.
– А рисовать она любит?
– Рисовать? – удивился я.
– Да. Девочки любят рисовать. Может, ей мелки подарить?
Валерик с вопросом заглянул мне в глаза.
– Она не любит рисовать, – сказал я. – Она…
– А у меня три коробки мелков, – сообщил Валерик. – А я не рисую, могу отдать.
– Да не надо, – помотал головой я. – Светка точно не любит рисовать. Она выжигать любит.
– Как это? – не понял Валерик.
– Выжигателем, – объяснил я. – Прибор такой. Знаешь, как печаль на неё найдёт, так она сразу за выжигатель прыг! И давай выжигать, и давай выжигать!
На всякий случай я ускорил шаг, но Валерик не отстал.
– И что же она выжигает? – спросил он, когда мы выбрались с площади на улицу Вопленко.
– В основном, разделочные доски, – ответил я.
Я остановился. Валерик тоже, стоял, смотрел с надеждой.
– Ладно, Валер, я пойду, пока, – сказал я. – Нам отцу надо позвонить ещё, ну и там всякие другие прочие дела.
– Ну да. Ладно, пока тогда…
Я пожал ему руку и поспешил в больницу, вверх по улице Вопленко.
– А я тоже в детстве выжигать любил, – не выдержал Валерик и снова догнал меня. – У меня и выжигатель был!
Это он сказал с радостью.
Ладно, сказал я себе. Всё-таки придётся потерпеть.
– И я выжигал, – продолжал Валерик. – У меня был выжигатель, я им выжег букет гвоздик…
Я уже пожалел, что сказал про этот выжигатель.
– А потом я его уронил на ногу, – сказал Валерик. – Я вскочил из-за стола, но только сильней прижёг, так что до сих пор шрам остался. Хочешь, покажу?
– Нет, спасибо, – быстро отказался я. – Я от шрамов в обморок падаю.
– Правда?! – обрадовался Валерик. – А я тоже два раза падал. Первый раз просто так, второй…
– Как ты бегаешь? – спросил я.
– В смысле? – не понял Валерик. – Я про выжигатели…
– Давай так, – перебил я. – Кто первый до больницы добежит, тот сто рублей выиграл…
– У меня только пятьсот, – грустно сказал Валерик.
– Пойдёт, – сказал я. – Кто первый, тот победил.
– Но ведь…
Я не дал Валерику договорить и побежал первым.