Поскольку прототип не обнаруживается, Агамемнона объявляют богом — изначально вымышленным персонажем. Раз уж грамматик Александрийской школы Ликофрон, живший тысячелетие спустя после Троянской войны, поминает некий культ Зевса Агамемнона в Спарте, то удобно считать, что это не переплетение культа бога и героя, а отзвук божественного статуса Агамемнона. Но в «Илиаде» в Агамемноне нет ничего божественного. Напротив, очень много от вполне земного персонажа. Ошибался Гомер или толкователи Ликофрона? Скорее всего, мы имеем дело со святилищем Зевса, основанным Агамемноном. Именно поэтому, а не по какой-то иной причине, эпитет «Агамемнон» пристал к имени бога.
Как и в случае Гектора, у Агамемнона находится поздний прообраз. Аристотель упоминает о царе Агамемноне, правившем в VIII веке до н. э. в Киме — греческой колонии в Эолии. «Аналитик» недоумевает, как может царь получить имя бога или героя? Но если отбросить сам метод «аналитиков», то все встает на свои места. Мифологизация Троянской войны началась в период греческой архаики, а развилась уже в классический период. На периферии Греческого мира летопись Троянской войны еще не приобрела священного характера, и поэтому имена давались в прежней микенской традиции. А в те времена, как мы теперь знаем из расшифровки кносских и пилосских табличек, имена, звучащие в Троянском эпическом цикле, были распространены и давались обычным людям. Последующая традиция заставляла греков строго следовать правилу: никаких священных имен своим детям они не давали (не говоря уже об именах богов). Именно это и свидетельствует о периферийном расположении города Кима, а вовсе не о заимствовании имени Агамемнона из «Илиады». Единственное разумное предположение — что царь Кимы получил свое имя по имени своего отдаленного предка, возможно — участника Троянской войны. Это предположение принадлежит Страбону. Но обосновать его нет никакой возможности. Одинаковость имен еще не значит, что они принадлежат одному родовому стволу. И даже если догадка верна, она ничего не дает для понимания истории Троянской войны или истории Древней Греции. Ясно только одно: царь Кимы не был прототипом ахейского царя Агамемнона. И противоречивость образа Агамемнона связана не с разнородностью отношения расподов, выдумывающих эпос, к прототипу, а с достоверностью исторического облика реально существовавшего царя — одной из ключевых фигур Троянской войны.
Попытки критики Гомера исходят из уловок, которые легко разбиваются, поскольку исходят из неменяющихся взаимоотношений между людьми и стабильных статусов правителей. Что совершенно не соответствует временам перемен. Мы прекрасно видим судьбу ахейских вождей, которые в большинстве своем лишились своих царств. Но то же самое происходило не только после, но и до Троянской войны: ахейцы находились в состоянии постоянных междоусобиц. Поэтому кто-то сохранял свой статус лишь формально, кто-то был реальным правителем. Именно поэтому гегемония Агамемнона над всем Пелопоннесом и Центральной Грецией сочеталась правлением в ядре его империи — в «Илиаде» он представлен как правитель всего Аргоса и многих островов.
Попытка использовать для дискредитации «Илиады» и историчности Троянской войны то обстоятельство, что в «Каталоге кораблей» сам Аргос, Арголида и многие острова, включая Эгину, принадлежат Диомеду, терпит крах, поскольку в данном случае мы сталкиваемся с прошлым статусом — уже серьезно ослабленным владычеством Агамемнона. Последний правит, разумеется, из своей резиденции — златообильных Микен, но Арголида уже подчинена ему, хотя это подчинение и оспаривает Диомед. Само участие Диомеда в Троянском походе говорит именно об этом: он лишь формально сохраняет царский статус. И мы видим, что он действует постоянно заодно с худородным царем Одиссеем, который имеет в подчинении всего 12 кораблей. А у Диомеда их 80 — немногим меньше, чем у Агамемнона. Отсюда мы можем вывести только наличие определенной иерархии: власть Диомеда над Арголидой условна, хотя и власть Агамемнона не абсолютна. Поздний греческий историк Эфор сообщает, что Аргос был захвачен Агамемноном во время отлучки Диомеда в Этолию. При этом формальный статус царя за Диомедом сохранился, и об этом свидетельствует его участие в войске ахейцев.
Почему же в «Илиаде» так слабо выражена локализация Агамемнона в Микенах, почему он возвращается после Троянской войны не в Аргос, а в Лаконию — к мысу Малея? Или даже высаживается в Амиклах близ Спарты? «Аналитик» тут же делает вывод: на самом деле Агамемнон был царем Спарты, а его скромный брат Менелай был ему подчинен. В таком случе эпос Гомера просто отбрасывается без всяких на то оснований.
Мы следуем другому объяснению. История Микен сохранилась слабо, поскольку в классические времена город был полностью разрушен — аргосцы отомстили за свое подчиненное положение. Предания Микен сохранились гораздо хуже, чем в других городах. Кроме того, династия Пелопидов, которую представлял Агамемнон, потеряла влиятельность в борьбе с гераклидами, ее преемники закрепились в периферийных городах или даже бежали на чужбину. Поэтому о Микенах в целом очень мало свидетельств. А у Гомера не было повода расписывать Микены, которые в его время были центром междоусобиц, и в них Гомер, скорее всего, не бывал.
Что касается возвращения Агамемнона на родину через Спарту, а не через Аргос, то в этом обстоятельстве отражена нестабильность его статуса — неполная подчиненность Аргоса Микенам, не самые теплые отношения с Диомедом, возможные вести о заговоре в родовом гнезде. Поэтому Агамемнон отправился в Спарту, где ожидал встретить своего брата Менелая, но тот на годы задержался в Египте. Наверняка Агамемнона в Спарте встречали с великими почестями — как брата царя, как гегемона Пелопоннеса. Чего не могло быть в недавно подчиненном Аргосе. От этого времени происходит и культ Зевса Агамемнона, и предание о могиле Агамемнона близ Амикл, и спартанский род Талфибиадов (Геродот, Павсаний), происходящий от Талфибия — вестника Агамемнона. Собственно, после убийства Агамемнона в результате заговора его жены Клитемнестры и двоюродного брата Эгисфа, его тело, действительно, могло быть доставлено в Спарту. И Спарта вряд ли признала власть Эгисфа, прославляя Агамемнона и ожидая возвращения Менелая, символизирующего права на гегемонию во всем Пелопоннесе.
Тот же принцип нестабильных статусов мы можем применить и при анализе странного обещания Агамемнона подарить Ахиллу семь городов в Мессении, хотя там правит Нестор. Власть подчиненных Агамемнону царей, скорее всего, касалось в основном их резиденций, а прочие территории не были в их безраздельном владении. Нестор правил в Пилосе, остальная же Мессения лишь формально числилась за ним. Агамемнон предлагает Ахиллу встать с ним вровень — иметь в подчинении земли других царей, наряду со своими собственными.
Разумеется, подобное положение касалось лишь очень короткого периода гегемонии Агамемнона, а потому и не сложилось в традицию. Обычно каждый ахейский царь числился сувереном и никому не подчинялся. В условиях Троянской войны мы видим, что Агамемнон зачастую не командует, а уговаривает. Тем не менее, во время конфликта с Ахиллом он ведет себя высокомерно и рассматривает других ахейских вождей как своих вассалов.
Таким образом, статус Агамемнона, действительно, нестабилен. Но это не дает никакого повода считать его царем Спарты, а не Микен и Аргоса. А тем более, относить его правление к VIII–VII вв. до н. э., когда земли Мессении были подчинены Спарте. А заодно — относить создание «Илиады» к этому периоду, представляя певцов, передававших обстоятельства Троянской войны уже полными идиотами — которые забыли, что произошло у них перед глазами, и стали приписывать обстоятельства Первой Мессенской войны периоду Троянского похода.