Болотница - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Мастрюкова cтр.№ 28

Меня неожиданно охватила злость. Я им ничего не сделала! Хотелось швырнуть в их окно камень, сломать калитку, порушить чего-нибудь. Но вместо этого я только покрепче сжала руль велосипеда.

Прежде чем отправиться в обратный путь, я зашла в магазин за продуктами. Продавщица, изнывающая от жары и безделья за прилавком, улыбнулась мне как старой знакомой и приветливо констатировала: «Че, без мамы приехала?» Я смогла только молча кивнуть, сглатывая неожиданно образовавшийся в горле комок и изо всех сил стараясь не разреветься, потому что слезы сразу подступили к глазам.

Продавщица пахла потом и пивом, была такая живая, беспечная, что во мне против воли поднялась волна ненависти к ней, да и ко всей деревне вообще. Моя-то мама неизвестно где. То есть это мне неизвестно, а местные точно знают. И продавщица эта развеселая знает. Скажи ей сейчас про свою беду, может, вообще вытолкает взашей из магазина…

Стараясь изо всех сил сохранить вежливость, я купила, старательно подсчитывая в уме траты, сосиски, хлеб, овощи, моток красной ленты, десять коробков спичек, и тут мой взгляд остановился на хипповском сарафане, в котором ушла мама…

Все здесь, куда бы я ни пошла, на что бы ни посмотрела, напоминало о моей беде.

– Сколько стоит этот сарафан? – вдруг вырвалось у меня.

– А, саянчик приглянулся? Да твоего ж размера нету, деточка, – всплеснула руками продавщица и заколыхалась всем телом от смеха.

– Все равно. Дайте самый маленький.

Золотой зуб сверкнул, когда продавщица, схватившись за бока, расхохоталась.

– Самый маленький! – передразнила она меня. – Это ж мамка твоя купила, у нее проси пофорсить. А то ж остальное на таких, как я.

Она любовно погладила себя по крутым бокам, украшенным воланами, явно одобряя свой обширный размер. На толстых пальцах поблескивали кольца с массивными камнями.

У нее было хорошее настроение. Почему бы и нет? У нее никто не крал маму.

Умом я понимала, что тетенька совсем не хотела меня обидеть, но все равно чувствовала себя именно так. Раздражала ее жизнерадостность, ее золотой зуб, воланы на фартуке, терпкий запах пота, громкий голос.

Тут в магазин зашел какой-то дядька, явно из местных, и продавщица мгновенно забыла обо мне, переключив все свое внимание на более перспективного покупателя.

Я очень сухо попрощалась и, не получив ответа, вышла из магазина. Приладив пакет с продуктами на багажник, отправилась обратно в Анцыбаловку, с силой нажимая на педали велосипеда, словно вымещая на них свою злость.

Никому не было до меня дела. Никому не было со мной по пути.

И все же на краю деревни я остановилась и осмотрелась. Где-то здесь были целые хозяйства, с хлевом для скотины, с добротным домом. Раньше я не замечала, но теперь увидела, что сочная трава по обе стороны дороги к лесу шла квадратами. Словно Зеленово отгораживалось и от леса, и от Анцыбаловки за ним, жертвуя землей ради своего спокойствия. Про́клятой землей…

Я твердо решила никак не реагировать ни на какие подозрительные звуки, не оглядываться и ни в коем случае не останавливаться по дороге. Но, несмотря на все эти ухищрения, мне все равно было гораздо страшнее, чем раньше. Некстати вспомнился колхозный активист, которого убили в лесу после его обещаний осушить болото. За церковь и семью священника никто не заступился. Может, и не кулаки вовсе напали на него…

Услышав отдаленный собачий лай, я от неожиданности чуть не выпустила руль, резко вильнула влево, не удержала равновесие и на первой же ямке грохнулась на землю. Ушиблась я не сильно, не особо больно, но подскочила как ошпаренная, дико озираясь. Стояла тишина. Только ветер вдруг налетел на верхушки деревьев, и они стали гнуться, стонать почти человеческими голосами.

По спине пробежал озноб, и кожу на затылке под волосами будто стянуло ледяными пальцами. Где-то в глубине леса послышался тихий треск, и снова все стихло.

Как бешеная, я вскочила на велосипед и налегла на педали, не обращая больше внимания ни на что, кроме дороги прямо перед собой. Мне казалось, что стоит мне только чуть-чуть оглянуться, даже просто скосить глаза в сторону, как прямо рядом с собой я увижу чью-то фигуру, которая протягивает ко мне руки…

Стараясь по возможности отвлечься от окружающей действительности, я упрямо смотрела прямо перед собой и невольно мысленно прокручивала разговор с деревенскими. Сейчас до меня дошло, что, пожалуй, теперь историю семьи Лоскатухиных я знаю лучше, чем свою собственную.

Папа очень рано потерял обоих родителей, но никогда не распространялся о том, что же с ними такое произошло, а мама, которая, разумеется, была в курсе, его в этом молчании поддерживала. Я же никогда не уточняла детали, не интересовалась, потому что все казалось само собой разумеющимся, ну вот как папина седая прядь. Настолько привычно, что перестаешь обращать внимание.

Зато папа с удовольствием рассказывал, как они с дедом и бабкой жили в отдаленном лесничестве с говорящим названием Край Медвежий. Одноэтажный бревенчатый дом стоял прямо посреди леса, довольно далеко от ближайшего человеческого жилья. Чтобы добраться до них, нужно было ехать на поезде от города, потом сойти на полустанке и ждать рейсовый автобус, на нем доехать до остановки на трассе неподалеку от деревни, а потом, пройдя ее насквозь, идти прямиком через лес, собственно Краем Медвежьим и называющийся. Дорогу, бывало, перебегали кабаны, от которых следовало держаться подальше, водились там и медведи, и волки.

Впрочем, у деда был мотоцикл с коляской, который своим треском мог кого угодно напугать, и слышно его было за версту, когда дед ездил в деревню и обратно.

Хотя никаких детей рядом не было, маленький папа совсем не скучал, постоянно занимаясь хозяйством наравне со взрослыми, а игр ему хватало с собакой, которая и дом охраняла, и с дедом по делам ходила. Жизнь на природе была прекрасна, и папа с воодушевлением ее вспоминал. Говорил, что до сих пор ему снится, как они с дедом возятся с мотоциклом, а потом он помогает дрова колоть. Лес, рассказывал папа, был богатый, и все необходимое им давал. Например, когда он по поручению бабушки собирал грибы, ему даже не приходилось далеко ходить. Всего-то надо было дойти до забора, чтобы набрать достаточно белых для супа. Других грибов бабушка не признавала, даже подберезовики просто выбрасывала в компостную кучу, а при виде сыроежек кричала, будто ее собрались отравить. За малиной с черникой тоже не приходилось уходить дальше забора, и ягоды следовало собирать в корзину непременно крупные и крепкие, за мелкие и перезревшие бабушка бранила, но не потому, что была ворчуньей, а потому, что подходящие ягоды было очень легко набрать. Дедушка ставил в лесу силки на птиц, иногда приносил зайчатину.