Когда возвращается радуга. Книга 3 - читать онлайн книгу. Автор: Вероника Горбачева cтр.№ 92

— Вот вам и ответ, сир, — сказал Великий Инквизитор, выслушав доклад медикусов и дождавшись, когда последние будут отпущены. — А вы ещё удивлялись, отчего ваша… невеста так рьяно защищает своего подданного. Я же говорил вам неоднократно: он очень сильный менталист. А если многие годы внушать объекту мысли определённого направления… Установка въедается настолько, что может не поддаться самым сильным артефактам, и исчезает лишь со смертью менталиста.

Генрих потёр виски.

— Ты думаешь? Постой, Дитрих, но если эта привязка вдруг оборвалась, значит…

— Похоже, что Уильям Сесил упокоился-таки. Не удивлюсь, если твой проныра, присутствующий на нашем последнем разговоре, приложил к этому руку. И… не осужу, право слово. Расторопный малый, умеет читать по лицам, а главное — делает правильные выводы.

Король потянулся за звонком:

— Сейчас пошлю кого-нибудь, чтобы выяснили, в чём дело.

— Можете, конечно, и послать, сир…

Отец Дитрих неожиданно фыркнул.

— Но, сдаётся, те, кто помог нам в этом щекотливом деле, объявятся сами, и не заставят себя ждать. Думаю, одним заговорщиком тут не обошлось, наверняка этот ваш Бомарше сколотил целую банду. Однако что касается меня — я намерен пожурить их со всей строгостью и отпустить грехи.

В показной суровости Его Величество Генрих сдвинул брови.

— Богу богово, а кесарю кесарево, так ведь, отец Дитрих? Сперва узнаем подробности, а потом уж определимся с… наказанием.

И отчеканил явившемуся на звонок дежурному офицеру:

— Немедленно узнайте, где сейчас задержанный и затем отпущенный Инквизицией лорд Сесил и… В общем, что бы с ним ни случилось — выясните все подробности. Если выяснится, что с ним что-то стряслось, и обнаружатся виновные — всех ко мне, немедля. Жду.

***

Очередной Лютецкий рассвет Ирис пришлось встречать в своём маленьком саду при снимаемом домике. Она бы с удовольствием поднялась на крышу, но… Здешние крыши все были сплошь двускатные, замощённые черепицей, с редкими, да к тому же ещё и крохотными чердачными окошками — лишний раз не выглянешь… Это тебе не знойный Константинополь, с кровлями плоскими, как стол, на которые, порой, бедняки в душные ночи выносят постели, а горожане побогаче разбивают на лето цветники и обустраивают места для вечернего отдыха. Здесь, в столице европейской державы с её холодными зимами такого не поймут.

Она сидела на той самой скамейке, где каких-то три дня назад встречалась с королевой бриттов. Три дня! А казалось — вечность. Столько событий, страшных и невероятных, произошло за это время! Память о них до сих пор не отпускает. И как точка — события последней ночи. До сих пор не верилось, что неведомый преследователь, начавший охоту задолго до того, как Ирис ступила на франкский берег, преследующий по пятам, не оставляющий в покое, наконец мёртв. Но перед глазами так и стояла жуткая картина: существо, отдалённо напоминающее и Уильяма Сесила, и оборотня-нетопыря, погибшего в Роанском лесу; с перекошенным от боли и от страха перед неминуемой, оказывается, смертью, корчится в судорогах на траве, выбеленной лунным светом. Ивсё пытается вытащить из груди её кинжал, «Жемчужину Востока», давнишний подарок эфенди своей маленькой джаным…

Тогда, замерев над чудесным образом оживлённой зеркальной гладью, она, не в силах дольше созерцать мучения, пусть даже и врага, отвела глаза и глянула на Филиппа. Тот так и вперился взглядом в её кинжал и, пожалуй, впервые на её памяти был ошеломлён, растерян и… Жив, хвала Аллаху и всем христианским святым, жив! В превеликом облегчении Ирис перевела дух, обратила, наконец, внимание на фигурки людей, застывших в отдалении… да так и подпрыгнула на стуле.

Сейчас они очнутся от изумления и подбегут ближе! О, да, каждому захочется своими глазами увидеть гибель Высшего вампира! А у того в груди — не шпага Филиппа, вернее, то, что он неё осталось, а кинжал феи; разумеется, никто из собравшихся на поляне, кроме самого графа и Бомарше, не знает, кому принадлежит эта смертоносная игрушка, но Филиппу придётся объясняться. Его ведь могут обвинить в нечестном приёме, в помощи со стороны!

Она вцепилась в руку Пьера, дрожащую от напряжения:

— Меняй их местами, слышишь? Перемести! Никто не должен знать о нашей помощи! Меняй сейчас же!

Пьер судорожно сглотнул. Глаза у него были совершенно дикие.

— Я?

— А кто же? Это же ты послал кинжал, я только помогла! Давай, сосредоточься, тяни его назад!

Но, кажется, от бледного, как мел, парнишки, враз как-то поникшего, толку больше не было. Он не просто выдохся — он… иссяк, в запале вложив в бросок оружия через пространство слишком много сил.

…А ведь Назар рассказывал, что их с Пьером кое-чему успели научить в Инквизиции; что, дескать, и Дары у них какие-то открылись, и святостью, как здесь называют особую магию, сильнейшую, они научились подпитываться. Только Ирис не то, чтобы мимо ушей пропустила, но отложила на потом расспросы. Хоть и заинтересовалась, но от событий прошедшего дня и без того голова шла кругом, а потому — она решила со всем, не до конца осознанным, разобраться завтра, спокойно, обстоятельно. Да вот не вышло.

Там, на кухне, перед чашей, заменившей Назарке хрустальный шар, она сперва не обратила внимания на то, как напряжён этот отрок. Должно быть, флюиды ожесточённой ненависти к обидчику Мари перекрыли, перебили собой особый запах магии. А может, как знать, даже подтолкнули к развитию способности Пьера, до сей поры самого признающего, что Назар-то куда богаче одарён, чем он, задохлик. Одно можно сказать с уверенностью: парнишка был взвинчен, взбудоражен, переполнен желанием что-то сделать, а не только смотреть; а такое состояние часто способствует спонтанным магическим выбросам у начинающих… Впрочем, взвинчены в те минуты были все. Даже Али — Ирис это чувствовала спиной — уставился на дуэлянтов тяжёлым оценивающим взглядом профессионала. Даже Кизил подобрался — и сидел уже не на коленях старой графской няньки, а прямо на столе, закаменев, подобно египетскому сфинксу, и не отрывал взгляда изумрудных глазищ от происходящего в чаше, вернее — в нескольких кварталах от них…

Фигурки казались не такие уж и крошечные, как поначалу: или зрители привыкли, или Назар смог как-то приблизить изображение, так, что даже выражение лиц читалось без труда. Можно было разглядеть, что Филипп де Камилле даже в бою почти не отличался от себя-повседневного: сдержанно-холоден, почти равнодушен, только меж бровей наметились две параллельные морщинки, признак высшей степени сосредоточенности. И, хоть не ко времени, но Ирис невольно задержала внимание на его крепкой фигуре, отнюдь не субтильного аристократического сложения. Тонкий батист рубахи выгодно обрисовывал сильные руки и грудь, распахнутый вырез горловины открывал крепкую шею, вдруг показавшуюся фее такой беззащитной. У проклятого бритта она, по крайней мере, была прикрыта мерзким ошейником, а вот Филипп…

Но в какой-то момент её накрыло спокойствием, уверенностью в себе и в неизбежности победы; и это были чувства не её, а того мужчины, которым она сейчас неосознанно любовалась и… замирала в страхе за него. К чужим эмоциям примешивалась толика сдерживаемого бешенства, которому граф не позволял вырваться наружу, ибо, как полагал, в бою побеждает не азартный или жаждущий мести, а хладнокровный. Даже на расстоянии, даже в такой ситуации способность Ирис ощущать людей, их мысленные посылы, действовала. Мало того, к ней прибавилось нечто новое: считывание мыслей, хоть и обрывочных, и конкретных намерений.