…Vole mon amour
Refais moi l’amor
Confusion des pages
Je suis naufrage…
…Лети, любовь моя,
Займись со мной любовью еще раз,
Путаница
Я – крушение…
Mylene Farmer «Point de suture»
Часть 2
Москва встретила меня промозглым утром с мокрым снегом и резким, порывистым ветром. Самолет изрядно потрясло при посадке. В салоне дважды моргнул свет, пара женщин даже взвизгнули. При посадке меня замутило. Я сунула в рот леденец, кисло-сладкий вкус отогнал тошноту. Когда шасси коснулись взлетной полосы, пассажиры выдохнули и спустя мгновение традиционно зааплодировали.
От Лефебвра я избавилась без труда. По сути, он сам облегчил мне задачу. Признаться, сальные шуточки француза мне изрядно поднадоели еще в самолете, потому я сделала вид, что сплю. Лефебвр грустно вздыхал, пару раз якобы невзначай потискал меня за коленку, а потом и сам задремал. По прилете мы спокойно миновали таможню, помощник француза, сопя от натуги, приволок наш багаж. Пока я обдумывала, как сказать Лефебвру, что мои планы совершенно не совпадают с его, француз вытащил из кармана надрывающийся мобильный и, отойдя в сторону, что-то пробормотал на языке Дюма.
– Алиса, я вынужден вас оставить, – сконфуженно произнес он, подойдя ко мне после разговора. – Мне срочно нужно ехать в посольство. Номер в гостинице заказан, располагайтесь, а я приеду позже. Сейчас вам вызовут такси…
– Ничего, я понимаю, – улыбнулась я, одарив француза многозначительным взглядом.
Он пожал мою руку, заглядывая в глаза, как верный пес.
– Вы подождете меня? – тихо спросил он. – Кажется, вы нуждаетесь в моей помощи?
– Разумеется, – пообещала я и, осторожно оглядевшись по сторонам, чмокнула его в щеку.
Помощник Лефебвра, переминавшийся с ноги на ногу, посмотрел на меня с неудовольствием. Возможно, я компрометировала начальника, но мне было наплевать.
Меня утрамбовали в такси, велев ехать в посольскую гостиницу. Я послала Лефебвру воздушный поцелуй, дружески помахала его насупившемуся помощнику и, отъехав от Шереметьева, велела таксисту доставить меня в недорогую гостиницу «Шерстон», номер в которой я заказала прямо из самолета, воспользовавшись айфоном. Вряд ли Лефебвр будет настолько прозорлив и обзвонит все отели, чтобы узнать, где остановилась его очаровательная польская спутница. Впрочем, шансы найти меня в столице были невелики. На рецепции я зарегистрировалась под своим подлинным именем, решив, что польский паспорт себя полностью отработал. Да и задерживаться в гостинице надолго я не планировала.
В своем легкомысленном пальтишке я замерзла за считаные минуты, пока добежала от машины до крыльца. Тетка со старомодной халой на голове, кутаясь в пуховую шаль, зарегистрировала меня и вымученно улыбнулась, объясняя, как пройти к полулюксу. В гостинице было прохладно. В номере немилосердно дуло из окна, но эти мелочи не могли меня напугать. Я приняла душ и нырнула в кровать, пробежав по ледяному полу как балерина.
Нервное напряжение, гнавшееся по пятам несколько дней, вдруг отступило именно тут, в холодном гостиничном номере. Я проспала почти сутки, следующие тоже провела в номере, откуда вышла всего два раза – на обед и ужин. На третьи, совершенно спокойная, я просмотрела в Интернете номера французских газет, разыскивая в разделе происшествий сведения о неопознанном трупе, найденном в шахте лифта, но ничего не нашла. И только после этого позвонила Кристофу.
– Куда ты пропала? – обрушился он. – Лефебвр рвал и метал, после того как не нашел тебя в гостинице, позвонил мне с претензиями. Я уже стал думать, что ты снова попала в беду.
– Мне нет дела до Лефебвра и его притязаний, – ответила я. – Если хочешь, передай ему мои извинения.
– Обойдется, – буркнул Кристоф. – С тобой точно все в порядке?
– Точно.
– Хорошо. Свяжись с моими друзьями. Они уже прислали мне письмо, спрашивали, почему ты до них не добралась и актуальна ли моя просьба.
– Я в состоянии позаботиться о себе, Кристоф.
– Не сомневаюсь, но все-таки я прошу тебя съездить к ним.
Я пообещала, а пока попросила коротенько доложить о делах текущих. Кристоф уловил намек в моем голосе и кратко отрапортовал: полицейское расследование в Леваллуа Перре продолжается. Полиция наведывалась к нему и задавала вопросы, но он, разумеется, ничего не мог рассказать о гражданке Польши Алисе Буковской. Однако пронырливые репортеры газет Кристофа выяснили: дело зашло в тупик. Полиция выяснила, что пани Буковской не существовало на свете, мой дальнейший след потеряли. Тело Ларисы забрала ее дочь.
Я порадовалась, что Люда жива, хотя, признаться, ожидала от Оливье чего угодно. Внимательно вслушиваясь в интонации Кристофа, я не обнаружила ни малейшего намека на панику. Ничего он не сказал и о покойнике, найденном в шахте лифта, видимо, не зная о произошедшем. Иначе он наверняка намекнул бы об этом.
– Когда ты приедешь? – спросила я под конец разговора.
– После новогодних праздников, – ответил он. – Твой пес начал нормально питаться, но не ложится спать, пока его не укроют одеяльцем. Мой ветеринар говорит, что у Бакса стресс. Он скучает… и я тоже.
Я попрощалась с Кристофом и даже немного поревела в подушку. Но какое-то время спустя мне стало легче. Парижский кошмар закончился, и я, распрощавшись с чужой страной, была готова начать жизнь заново.
Жизнь в Москве меня оглушила. Я отвыкла от соотечественников, и теперь они казались обезьяньей стаей, от которой можно ожидать чего угодно. Отправляясь днем на прогулку, я шагала среди равнодушной толпы, нервно озиралась по сторонам и вздрагивала, когда кто-нибудь толкал меня. С непривычки слышать отовсюду русскую речь было тяжело. Я ловила себя на том, что напрягаю слух, дабы уловить привычные французские переливы. На пятый или шестой день я шарахнулась от старухи, задавшей какой-то глупый вопрос. Сейчас воспоминание о случайной прохожей вызывает у меня смех, но тогда я почти побежала, оборачиваясь каждую минуту. Старуха смотрела на меня, приложив сложенную домиком ладонь к глазам.
Нет, так жить нельзя…
Из гостиницы я быстро съехала, сняла меблированную квартиру в спальном районе и ежедневно занималась самоистязанием: бродила по московским улицам, приноравливаясь к новой жизни, хотя привычка все время быть одной визжала недорезанной свиньей, умоляя забиться в какую-нибудь тихую щель.
Время шло, я ежедневно штудировала прессу, и французскую, и российскую, но не нашла даже намека на подозрения в свой адрес. Кристоф звонил еще дважды, и ни разу в беседе не прозвучало имени Оливье. Возможно, его до сих пор не нашли, хотя, вероятно, труп лежит в морге среди таких же неопознанных покойников. Успокоившись, я накупила себе одежды, а потом, поддавшись внезапному желанию, приобрела в автосалоне «Рено Клио» как воспоминание о Париже. Малолитражка изрядно скрасила мою жизнь. Я гоняла по столице, знакомясь с ее улочками, и даже вечное проклятие трех транспортных колец – пробки – не отравляли мою жизнь. Мне некуда было спешить. Я даже всерьез задумывалась о выходе на работу, не денег ради, разумеется. Работа давала иллюзию общения, и там, вполне возможно, я могла бы завести новых друзей. Останавливали два фактора: Москва уже была охвачена предновогодней суетой, не самое хорошее время для начала карьеры, к тому же я все еще опасалась открываться перед новыми знакомыми. И потом: куда я могла пойти? Снова в актрисы?