Королевы из захолустья - читать онлайн книгу. Автор: Жюльетта Бенцони cтр.№ 25

Через несколько месяцев после рождения сына герцог, все острее чувствуя ухудшение здоровья, совершил характерную для легочников того времени фатальную ошибку: отправился лечиться в Египет, веря, что солнце его излечит. На деле солнце его убило, и довольно быстро. В 1865 году он вернулся в Париж умирать. Ему исполнилось тридцать два года.

Пока герцог лечился в Египте, Гортензия, перебравшись вместе со всей труппой в Пале-Рояль, рассорилась с директором, который отказал ей в прибавке жалованья. Подобных отказов она не терпела: во-первых, потому что знала себе цену, во-вторых, потому что была не так умна, как казалась. Услышав отказ, прелестная Гортензия приняла умопомрачительное решение: она возвращается в Бордо к матери! И певица стала собирать чемоданы.

Благодарение богу, в 1864 году женщине собрать вещи было не так-то просто, а уж хорошенькой тем более. Представьте, сколько нужно картонок и коробок, чтобы упаковать шляпы, зонты, шали, ботинки, кринолины, накидки и длинные пышные платья! На сборы понадобилось время, и певицу успели застать Оффенбах и либреттист Людовик Галеви. Они примчались, чтобы отговорить Гортензию.

Нелегкое, прямо скажем, предприятие! Началось оно с того, что дверь им не открывали. Молодые люди стучали, звонили, кричали, подняли на ноги всех соседей, но мадемуазель Шнейдер безмолвствовала. Между тем соседи были уверены, что мадемуазель еще не уехала. Тогда они стали кричать и стучать еще громче, и наконец из-за двери послышался голос:

– Кто здесь?

Молодые люди с облегчением вздохнули и откликнулись:

– Это я, Оффенбах!

– Это я, Галеви!

Композитор поспешил добавить:

– Мы принесли вам роль… Удивительную! Потрясающую! – и нечаянно прибавил: – Вам будет аплодировать весь Пале-Рояль!

А ведь Гортензия насмерть поссорилась с директором Пале-Рояля, господином Плункетом! Дверь распахнулась, и на пороге возникла античная фурия с яростно сверкающими глазами. Фурия, бранясь, со страстью, достойной Корнеля, объявила, что ноги ее не будет в «проклятом театре»! Она уезжает в Бордо, вещи сложены, мебель продана!

В самом деле, в комнате громоздилась груда свертков и картонок. Но поскольку дверь открылась, композитор и либреттист не замедлили войти. Если уж Оффенбах что-то задумал, то никакой переезд ему не помеха. К тому же он убедился, что рояль пока еще стоит на месте.

Пока Гортензия переводила дыхание и набирала в грудь воздуха, Галеви, воспользовавшись паузой, торопился рассказать сюжет только что написанной оперетты: Древняя Греция… Парис похищает Елену… Гортензия будет очаровательна, неподражаема, несравненна!.. Елена белокурая! А какие костюмы! Один другого лучше!

Галеви мог говорить, что угодно, но Гортензия не желала быть неподражаемой на сцене Плункета. Не желала, и все!

Оффенбах тем временем подсел к роялю, заиграл и стал напевать с ужасным акцентом свою чудесную музыку:

– Сгажи мне, Венера…

Гортензия присела на ящик и заслушалась, очарованная и прельщенная ролью прекрасной царицы Спарты. Конечно, она уже видела себя в этой роли! Конечно, ее ждал триумф!.. Но кроме триумфа еще и Плункет? Ни за что!

Гортензия тут же вернулась к принятому решению: она очень хочет спеть «Прекрасную Елену», но только не в Пале-Рояле! Если она сказала, что уезжает в Бордо, она туда и уедет.

К великому горю авторов, Гортензия действительно уехала в Бордо и несколько дней наслаждалась свободой и мыслью о том, что сумела прославиться…

Через неделю она получила телеграмму от Оффенбаха: «Невозможно в Пале-Рояле, возможно в «Варьете». Телеграфируйте».

Бордо почему-то вдруг показался Гортензии очень скучным городом. Она отправила телеграмму: «Прошу 2000 в месяц» Ответил ей директор «Варьете» Коньяр: «Согласен. Приезжайте немедленно!» Через день певица вернулась. И конечно, «Прекрасная Елена» была триумфом, который состоялся 17 декабря 1864 года. Успех продолжал сопутствовать Гортензии. И ее ждал другой, еще больший, когда на Всемирной выставке знаменитые три удара возвестили о начале оперетты «Герцогиня Герольштейнская». После этого спектакля в Булонском лесу экипажу Гортензии с великолепными лошадьми, за которым бежали ее восемь собачек, уступали дорогу, словно королевскому экипажу. Все улыбались, все шептали: «Герцогиня! Едет герцогиня!» Ей кланялись, ее приветствовали, она царила.

В один из дней работы выставки, ближе к вечеру, у входа, предназначенного для иностранных королевских особ, остановилась карета и раздался приказ:

– Открывайте!

Караул замешкался, офицер стал объяснять, что здесь могут проезжать только коронованные особы. Гортензия величественно уронила:

– Герцогиня Герольштейнская.

Решетка королевского входа отворилась.

Гортензию Шнейдер и в самом деле можно было назвать королевой. Каждый вечер, до того как поднимется занавес, она смотрела в зал и видела всех, кого считает знатью не только Франция, но и вся Европа и кого привлекла в Париж Всемирная выставка. В зале сидели король Швеции, король Португалии, король Норвегии, король Баварии, принц Уэльский, российский император, король Бельгии, граф Фландрии, принц Оранский и даже иной раз шах Персии.

Не пустовала и гримерная Гортензии, в которой теснились принцы и корзины с цветами. Дива обладала свободным нравом и щедрым сердцем; нередко те, кто ей аплодировал, становились ее недолгими привязанностями. Она меняла их так часто, что чей-то злой язык назвал ее «проходная их величеств». У Гортензии был роман даже с хедивом Египта, когда он приехал во Францию лечиться на водах в Виши. На курорте он заскучал и отправил телеграмму в Министерство иностранных дел: «Пришлите Шнейдер». Секретарь, получив депешу, не мог вообразить, что речь идет о прославленной диве, и в Виши отправился господин Шнейдер, всемогущий директор заводов «Форж дю Крезо», полагая, что вице-султан хочет заказать пушки или локомотивы. Можно себе представить лицо хедива при встрече… И лицо господина Шнейдера…

Была у Гортензии недолгая влюбленность и в Оффенбаха… А ее официальным любовником был Ксавье Фёйян, относившийся весьма «дипломатично» к увлечениям возлюбленной. Он жил в доме напротив нее и был настолько любезен, что вывешивал на окне флаг очередного гостя Гортензии. Досужие языки болтали, что этот богач разорился на свечах и флагах. Дом, где жила Гортензия, стоял на углу проспекта Императрицы (теперь авеню Фош) и улицы Лезюор.

Война 1870 года смела этот безрассудный и полный прелести мирок. «Обрушившись, трон Наполеона III, увлек за собой и герцогиню Герольштейнскую», – пишет Ленотр. Истерзанная и униженная Франция довольно быстро оправилась и залечила раны, но этих месяцев хватило, чтобы Гортензия Шнейдер, по-прежнему молодая и красивая, стала символом ушедшей эпохи. Республике нечего было делать с герцогиней.

Гортензия попыталась снова спеть свои любимые партии, но магия больше не действовала. Понял это и Оффенбах. К этому времени он окончательно натурализовался во Франции, но умер, так и не увидев на сцене произведения, каким больше всего гордился, – своих «Сказок Гофмана».