Конан Дойль на стороне защиты - читать онлайн книгу. Автор: Маргалит Фокс cтр.№ 43

Cтраница 43

Конан Дойль, мастер детективных историй, немедленно опознал украденную бриллиантовую брошь как второстепенный предмет. Когда Адамс позвонил в дверь, злоумышленник, скорее всего, сунул брошь в карман перед тем, как величественно выйти из квартиры. Викторианская литература содержит обильные свидетельства того, что в те времена страсть к бриллиантам была очень распространена. Убийца, сознательно или нет, схватил драгоценность, которая станет объектом полицейского расследования и центром внимания публики. Брошь, за которую чуть не повесили Слейтера, по убеждению Конан Дойля, была всего лишь «побочным симптомом».

Внимание к шкатулке и ее разбросанному содержимому позволило Конан Дойлю определить первый истинный мотив для убийства. Зачем, риторически спрашивал он себя, злоумышленнику пренебрегать драгоценностями ради бумаг? «Можно сказать, — писал он, — что, помимо завещания, трудно представить себе документ, который стоил бы таких действий».

Догадка Конан Дойля окажется правильной. До 1914-го мало кто знал, что члены семьи мисс Гилкрист ссорились из-за наследства еще до ее смерти. Позже они начали втихомолку обвинять друг друга в ее убийстве.

«Дело Оскара Слейтера» было издано 21 августа 1912 года, книга продавалась за шесть пенсов: Конан Дойль намеренно не повышал цену, чтобы книгу прочло как можно больше людей. «После публикации я получил многочисленные письма со всей страны, меня просили употребить все мое влияние на то, чтобы убедить власти назначить повторное расследование, — писал он в следующем месяце. — Полагаю, что, указав британской публике на возможность и вероятность судебной ошибки, я пробудил более широкий интерес к случаю Слейтера, и если общественность согласна с моим мнением, то ей остается добиться пересмотра дела».

При публикации книги Конан Дойль опроверг обвинения в том, что он защищает убийцу. «Может показаться, что я изложил дело полностью с точки зрения защиты, — писал он. — В ответ я лишь попросил бы читателя прочесть показания всех участников полностью. И тогда обнаружится, что эту историю невозможно рассказать без сознательного выбора в пользу защиты. На одной стороне — факты. На другой — домыслы, неудовлетворительные опознания, опасные изъяны и крайне стойкие предрассудки». Или, как гласит знаменитое изречение Холмса, «отбросьте все невозможное; то, что останется, и будет ответом, каким бы невероятным он ни казался» ^[54].

«Вкратце, — заключает Конан Дойль, — я не вижу, как разумный человек, взвесив все свидетельства, может не признать, что подсудимый, воскликнув: „Я ничего об этом не знаю“, говорил истинную правду».

Однако при всей проницательности книги, при всей ее холодной логичности и скрытой ярости «Дело Оскара Слейтера» появилось слишком рано: убийство мисс Гилкрист было еще живо в памяти публики, и многие по-прежнему считали Слейтера виновным. Несмотря на то что «каждая улика против Слейтера при проверке разваливается на куски» (как писал позже Конан Дойль), книга почти не оказала влияния на дело и Слейтер остался в заточении.

Ко времени выхода книги отчаяние Слейтера, такое очевидное в 1911 году, сменилось покорностью. «Что до моего дела, я давно уже смирился с неизбежным, а поскольку мне не может помочь никто, кроме Всевышнего, то я отдаю все под Его защиту, — писал он родителям. — Сила воли — лучшее лекарство против горя. Я наконец настроился не размышлять слишком много о своем жалком положении». Позже он написал им: «Рад сообщить, что я чувствую себя сильным и здоровым как телом, так и душой и бестрепетно покоряюсь своей судьбе».

Новообретенная решимость Слейтера была нелишней — в ближайшие два года существенных перемен по его делу не предвиделось. Затем, в 1914 году, секретная бумага из полицейских архивов Глазго бросит подозрение на некую личность, которую мисс Гилкрист знала в течение долгого времени.

В ноябре 1912-го, почти через четыре года после смерти мисс Гилкрист, в городке Броти-Ферри поблизости от Данди, к северу от Эдинбурга, была найдена убитой 65-летняя шотландка по имени Джин Милн. По случайному совпадению многие детали убийства перекликались с делом мисс Гилкрист. Жертва была богатой и жила уединенно. Тело нашли внутри ее элегантного дома, смертельный удар по голове нанесли кочергой. В доме обнаружилось множество денег и драгоценностей, однако ничего не пропало. Дверь не взламывали: по-видимому, жертва сама впустила убийцу.

Толпа свидетелей утверждала, что у дома Милн был замечен мужчина; основываясь на их заявлениях, полиция Данди разослала его приметы по всей Великобритании. Полиция английского городка Мейдстон, расположенного к юго-востоку от Лондона, мгновенно опознала подозреваемого: Чарльз Уорнер, канадский бродяга, в то время отбывал двухнедельное заключение в мейдстонской тюрьме за неоплату счета в местной гостинице. Пятерых свидетелей из Броти-Ферри привезли в Мейдстон, и все пятеро признали в Уорнере того человека, которого они видели у дома Милн. Как описывал это Питер Хант, «один из них со слезами сказал: „Я знаю, что накидываю ему веревку на шею, но он и есть тот самый человек!“».

Полиция Данди запросила помощи в Глазго. Лейтенант-детектив Джон Томсон Тренч из центрального отделения Глазго был направлен в Мейдстон, где он арестовал Уорнера и доставил его обратно в Данди. Там его опознали еще 12 свидетелей, и местный прокурор начал заводить против него дело.

Между тем Тренчу не давала покоя одна мысль. Тело Милн обнаружили только в ноябре, однако полиция определила, что убийство произошло несколькими неделями раньше, 16 октября. Уорнер сказал Тренчу, что он приехал в Европу из Торонто и провел последние несколько месяцев в путешествиях по Великобритании и континентальной Европе. В день убийства, по его словам, он находился в Антверпене. Тренч спросил, может ли Уорнер подтвердить этот факт по гостиничным записям. Нет, ответил Уорнер: он спал на парковых скамейках.

Затем Уорнер вспомнил, что 16 октября 1912 года он заложил в Антверпене жилет, у него осталась квитанция. Дело против него набирало обороты, пишет Хант, и «Уорнер понял, что его лучший друг — тот человек, что его арестовал». Тренч выехал в Антверпен, нашел ростовщика, получил подтверждение даты и выкупил жилет Уорнера. На основании этого алиби Уорнера освободили. Толпа свидетелей ошибалась.

К этому времени Томас Тренч был одним из самых уважаемых офицеров глазговской полиции. Сын шотландского крестьянина, он начинал констеблем в 1893 году и получил звание лейтенанта-детектива в 1912-м. Владелец многочисленных наград, в 1914 году он получит королевскую полицейскую медаль за то, что «многократно выказывал недюжинную отвагу при задержания опасных преступников, а также имеет выдающиеся заслуги в полицейском деле».

Тренча все уважали. «Непринужденные манеры, живой характер, хоть и не без донкихотства, — писал Хант. — По словам майора, под командованием которого он служил в Первую мировую войну, „пользовался любовью товарищей, не позволял себе неприглядных поступков, желал справедливости для всех“». Он был женат, имел шестерых детей.