Чтоб никогда не наступала полночь - читать онлайн книгу. Автор: Мари Бреннан cтр.№ 59

– У англиканской церкви – тоже. А многие приверженцы пуританства вовсе считают ваш род демонами. Не может же это идти вам на пользу.

– Да, но пуритан сравнительно немного, а англиканская церковь возникла недавно, и мало кто следует англиканской вере хоть сколь-нибудь ревностно. Можно сказать, она – компромисс, призванный как можно меньше оскорбить чувства как можно меньшего числа христиан, а ее ритуалы еще не успели набрать истинной силы. Для большинства смертных Книга общих молитв – просто набор пустых словес, внешняя оболочка, лишенная сути – искренней, страстной веры.

Отложив перо, Луна снова обратила взгляд к Девену.

– С течением лет это может измениться. Однако пока что королева-протестантка на английском троне для нас – несомненное благо.

Сердце в груди билось так, что Девен чувствовал собственный пульс на языке. Шахматная доска в голове перестроилась, в схватку вступили фигуры новых цветов. Да, Уолсингему такое и не снилось! А когда обо всем этом услышит Бил…

Если услышит.

По личным убеждениям Уолсингем был протестантом-реформатом, «пуританином», как называли их оппоненты, и только радовался бы освобождению англиканской церкви от пут папистской мишуры. Но кроме этого он был политиком, мыслил реалистично и прекрасно понимал: любая попытка повальной реформации породит бунт, коего Елизавете не пережить. Что же касается Била, тот в своих убеждениях был куда откровеннее и нередко выступал за идеалы пуритан при дворе.

Если Бил только услышит, что Елизавета, величайшая из соглашателей в вопросах веры, заключила договор с королевой малого народца…

Англия и без того ведет войну с католическими силами. Еще одной, на собственной земле, ей не вынести.

Девен перевел взгляд с Розамунды на Гертруду, а за ней и на Луну.

– Так, говорите, ваш Фрэнсис Мерримэн умолял разорвать этот договор?

Луна кивнула. Причины ее колебаний оставались для Девена загадкой – столь непривычны, столь чужды были эти серебряные глаза.

– Он говорил, что это ошибка, что от нее страдают обе стороны. Каковы следствия этого договора, мне неизвестно, но, зная Инвидиану, могу представить, отчего Фрэнсис просил меня с ним покончить.

– Намерены ли вы это сделать?

Вопрос повис в воздухе. Теперь тишину подземелья нарушали лишь звуки дыхания да негромкий треск пламени в очаге. Сестры Медовар, с одинаковой задумчивостью поджав губы, внимательно смотрели на Луну, не отрывавшую взгляда от обломка пера на столе.

Анну Монтроз Девен знал – или же думал, что знает. Эта среброволосая эльфийка была ему совсем незнакома. Чего бы он только ни отдал, лишь бы прочесть ее мысли…

– Я не знаю как, – ровно, без всякого выражения проговорила она.

– Я спрашиваю не об этом. Порядки при вашем дворе мне неизвестны, однако могу предположить две вещи. Во-первых, вмешательство в подобные материи придется вашей королеве не по нутру. Во-вторых, вы у нее не в фаворе, иначе не скрывались бы здесь, босиком, от ее солдат, разыскивающих вас по всему городу. Так готовы ли вы пойти наперекор королеве? Готовы ли попытаться разорвать этот договор?

Луна взглянула на сестер Медовар. На лицах брауни отражалась одинаковая решимость. Каково их мнение на сей счет, сомнений быть не могло.

Однако Девен предлагает ей совершить измену…

«Интересно, терзался ли угрызениями совести Уолсингем, предлагая своим агентам предать тех, кому они якобы служат?» – подумал он.

– Готова, – устало прикрыв глаза, ответила Луна.

Воспоминания:

14–15 января 1559 г.

Несмотря на мороз, улицы Лондона заполонили толпы людей. На юго-западе, на северо-востоке – во всех удаленных от центра частях столицы – мужчины расхаживали пьяным-пьяны, женщины пели песни, на перекрестках улиц островками тепла и света посреди океана стужи пылали огромные костры, повсюду пестрели яркие кляксы знамен и богатых платьев. По всей столице играла музыка, шумели празднества, а если за их завесой многие тревожились да строили тайные планы, пятнать собою всеобщее ликование подобным материям не позволялось.

Больше всего людей собралось в сердце Лондона, вдоль величайшей из кровеносных жил города, тянувшейся с запада на восток. Толпа оказалась столь густой, что никому, кроме юрких малолетних карманных воришек, не упустивших случая выйти на промысел, не удалось бы ступить в ней и шагу. Петти Уэльс, Тауэр-стрит, Марк-лейн, Фенчерч, затем вдоль Грейсчерч-стрит и далее к западу, по Корнхилл, мимо Лиденхолл-маркет, на широкий простор Чипсайда. Здесь ждут своего часа собор Святого Павла и изукрашенная по случаю празднеств огромная арка Ладгейтских ворот. Отсюда процессия двинется по Флит-стрит и по Стрэнду в Вестминстер, и на каждом шагу ее обступали жители Лондона, сошедшиеся посмотреть на свою королеву.

Первых участников процессии, показавшихся из ворот Тауэра, еще раз послужившего временной резиденцией королевы, встретили дружным ревом. К тому времени как перед толпой появился открытый паланкин, из коего махала рукой подданным стройная женщина, разодетая в золото и серебро, рев сделался нестерпимым.

Процессия медленно двинулась загодя выбранным путем, представляя в назначенных местах пышные живые картины, являвшие взорам подданных славу и добродетель новой правительницы. Сама королева тоже отнюдь не довольствовалась ролью пассивной зрительницы и ничуть не боялась стужи. Когда из-за рева толпы не было слышно ни слова, она просто велела повторять живые картины еще и еще, кричала в ответ толпе, приветствуя верных подданных, на миг удостаивая незнакомцев неслыханной чести – монаршего внимания. Это-то – обещание скорых перемен да эфемерная красота, которая вскоре поблекнет, обнажая сокрытую за нею сталь – и принесло ей всеобщую любовь.

Лишь к вечеру, изнуренная, однако сияющая наперекор перенесенным мытарствам, достигла она Вестминстера. Для жителей Лондона ночь прошла в безудержном пьянстве, для вестминстерских же чиновников – в хлопотах и суете.

На следующее утро, когда королева вновь двинулась в путь, примеру ее последовала незримая тень.

В багряных одеждах, вдоль длинной дорожки из синей ткани, одна из некоронованных дам проследовала из Вестминстер-холла в Аббатство.

Внизу, в непроглядной тьме, шагая подземными коридорами, вторая некоронованная дама прошла от Лондонского Тауэра в зал под Кэндлуик-стрит.

В Вестминстерском Аббатстве гремели пышные, звучные коронационные речи. Шаг за шагом обычная женщина превращалась в королеву. А в нескольких милях отсюда, в подземных покоях и коридорах Халцедонового Чертога, на этот день опустевших, речам смертных царедворцев вторило эхо потустороннего, неземного гласа дивной, отрекшейся от одного имени, дабы принять другое.

В руке ее тускло поблескивал меч.

Председательствующий епископ произнес традиционную формулу, и рыжеволосой женщине вручили символы самодержавной власти. Ни сопутствующие речи, ни гомон толпы никак не могли бы достичь Халцедонового Чертога, однако дело тут было не в громкости. Сегодня Аббатство и подземный дворец звучали заодно, в унисон.