Писатель, моряк, солдат, шпион. Тайная жизнь Эрнеста Хемингуэя, 1935–1961 гг. - читать онлайн книгу. Автор: Николас Рейнольдс cтр.№ 53

Дружба Вулффа и Хемингуэя была довольно неровной. Она началась очень хорошо в Испании, однако два года спустя Вулфф оказался в рядах леваков, которые обрушились на Хемингуэя с критикой из-за описания жестокостей республиканцев в романе «По ком звонит колокол». Хемингуэй в долгу не остался и назвал Вулффа «мерзавцем», вонзившим нож в спину друга . Через несколько дней он извинился, за то что написал «такое жесткое письмо» человеку намного моложе себя. Он хотел взять свои слова обратно и желал ему удачи во всех начинаниях . По одной из историй Хемингуэй предложил щедрую ссуду Вулффу, который тут же прислал ему благодарности, но добавил, что все равно считает новый роман «паршивым» .

Летом 1946 г. Вулфф впервые обратился к Хемингуэю с просьбой поддержать празднование десятой годовщины создания бригады имени Авраама Линкольна и предложил Эрнесту «место председателя» . Вулфф не поскупился на международный телефонный звонок — очень дорогое удовольствие в 1946 г. — и очень разочаровался, когда Хемингуэй сменил тему разговора и стал вспоминать свою удаль на полях сражений во Франции в 1944 г. Чтобы Вулфф не питал иллюзий, Хемингуэй изложил свой ответ в письменной форме 26 июля и отправил его в письме: он слишком занят работой над новым романом, чтобы председательствовать на «политическом митинге», и он не подписывает письма, которые составляет не сам .

В качестве компромисса Хемингуэй соглашался сделать для Вулффа запись своего последнего слова на похоронах Джима Ларднера. Свое обещание он выполнил в начале 1947 г., добавив несколько слов о том, что гордится компанией еще одного «скороспелого антифашиста» и что такую классификацию ему присвоили за слишком раннее вступление в борьбу против фашизма в Испании .

Однако он больше не хотел впутываться в эти дела. В мае 1947 г. в телеграмме Вулфф просил Хемингуэя принять участие в одном-двух памятных мероприятиях в Madison Square Garden в сентябре: «Нам нужны люди, имеющие самую тесную связь с борьбой испанского народа. Хотелось бы, чтобы ты согласился» . Ответа в досье нет. Хемингуэй не присутствовал на мероприятиях и в последующие годы вообще сторонился политической жизни на материке .

Конец хорошим словам

«Белокурая красотка разоблачает красную шайку» — 21 июля 1948 г. аршинные заголовки нью-йоркских бульварных газет кричали о какой-то неизвестной дотоле женщине, которая вроде бы рассказала все, что ей известно о советском шпионаже в Соединенных Штатах . Несколько дней спустя Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности вызвала «белокурую красотку» в Вашингтон для дачи показаний.

Информатором оказалась выпускница Вассар-колледжа по имени Элизабет Бентли. Вопреки фантазиям сочинителей заголовков, это была довольно грузная женщина, хотя ей стукнуло всего 40, с каштановыми волосами, широко расставленными глазами и высоким лбом. На слушания она явилась в темном костюме и блузке с рюшами. Из украшений на ней была нитка жемчуга, туго обхватывавшая шею. Однако эта бывшая коммунистка произвела сильное впечатление. Она, похоже, не боялась ни публики в битком набитом зале, ни гнева многих известных мужчин и женщин, обвиняемых ею в шпионаже в пользу Советов. В окружении репортеров, сидевших и стоявших везде, где только можно, «под непрерывными вспышками фотоаппаратов… под сигналы, извещающие о начале радио- и телетрансляции, мисс Бентли спокойно прошла к месту свидетеля и после принесения присяги, вытерев вспотевший от жара софитов лоб, изложила свои показания» .

Число шпионов в Америке, которых она все называла и называла, было потрясающим, как и места их работы — от Белого дома до министерства финансов, госдепартамента, министерства юстиции и даже УСС, разведывательного агентства военного времени. Бентли сообщила комиссии, что сотрудник УСС по имени Данкан Ли, один из помощников генерала Донована, передавал ей информацию, которую клал в папку входящих документов для генерала, прекрасно понимая, что она пойдет в Москву.

Бентли вышла из равновесия всего раз, когда ее спросили о руководителе советской резидентуры, на которого она работала — и которого безрассудно любила. Этим человеком был Яков Голос, старый большевик, завербовавший Хемингуэя зимой 1940–1941 гг.

Элизабет Бентли была агентом-посредником, доверенным оперативным сотрудником резидентуры Советов. Это означало, что она напрямую контактировала со шпионами в Америке как представитель НКВД. Она жила в Нью-Йорке и раз в две-три недели ездила поездом в Вашингтон, где встречалась со своими подопечными в ресторанах и парках. Вряд ли кто обращал внимание (не говоря уже о том, чтобы запомнить) на американку среднего возраста, сидящую за столиком в Джорджтауне, где-нибудь в районе Висконсин-авеню и N-стрит, скажем, с видным сотрудником УСС или высокопоставленным членом администрации. После встреч она складывала секретные документы в большую дамскую сумочку, а иногда и в хозяйственную сумку, если материалов было много, и отвозила их в Нью-Йорк, где передавала связнику из НКВД. С 1941 г. и вплоть до его смерти в 1943 г. все полученные ею материалы поступали к Якову Голосу, который был центральным звеном советской разведки на восточном побережье.

Бентли не только работала с Голосом, но и приглашала его в свою скромную, но уютную квартиру по адресу Барроу-стрит, 58 в Вест-Виллидж — этот адрес был намного менее престижным в 1941 г., чем полвека спустя. В ее кирпичном таунхаусе имелся камин — очень полезная вещь, когда нужно уничтожить ненужные бумаги. Голос был опытным шпионом, однако держал шифрованные записи на клочках бумаги в карманах и хранил секретные документы в сейфе World Tourist Inc., туристического агентства на Пятой авеню, где они с Бентли работали. Он делился с ней некоторыми своими секретами. Хотя они жили и работали вместе, как выразился один шутник, в «буржуазном грехе и ленинском блаженстве», на слушаниях Бентли заявила, что Голос был «очень немногословным» и рассказывал только о том, что, по его мнению, ей полагалось знать .

Поскольку она не принимала участия в операции, связанной с Хемингуэем, ей не нужно было знать о нем, и не исключено, что она никогда не слышала его имени от Голоса. Хемингуэй, со своей стороны, вполне мог не понять, что речь на слушаниях идет о Голосе. Он не обязательно знал его под этим именем. (Голос на впервой встрече с Бентли, например, представился как «Тимми».) Фотографий этого русского практически не было, а Бентли дала детальное описание этого невысокого, необычно выглядящего человека с «поразительно голубыми глазами» и «ярко-рыжими волосами» лишь через три года . Однако Хемингуэй понимал, как ее показания вписываются в более широкую политическую картину и оправдывают рвение комиссии в поисках советских шпионов, пусть даже тех, которые никогда не выдавали официальных секретов.

После того как истории о Бентли начали появляться в прессе, Хемингуэй написал 28 июля Ланхему о том, что времена изменились. «Раньше» он мог свободно обратиться к «любому русскому на самом верху», когда ему, Хемингуэю, требовалась информация, и русские делились с ним «по секрету» . Однако, думая, возможно, о советском шпионе, который связывался с ним на Кубе после возвращения из Европы в 1945 г., он добавил, что «не видел ни одного русского уже больше двух лет». Причина в том, что американцы больше не доверяют коммунистам. Поскольку Америка начала с ними холодную войну, он избегает «даже простого общения». В оборонительном тоне Хемингуэй возвращается к старым темам доверия и лояльности. По его словам, он был чем-то вроде Джима Бриджера, охотника и проводника XIX в., который выполнял роль посредника между индейскими племенами и захватывавшими земли поселенцами. Ни у кого даже вопрос не возникал по поводу лояльности Бриджера — все доверяли ему, поскольку он был воплощением добросовестности. Он, Хемингуэй, старался быть «добросовестным» всю свою жизнь, видел в этом нечто «более предпочтительное… чем что-либо другое в мире».