Добровольцы - читать онлайн книгу. Автор: Николай Раевский cтр.№ 38

Я думаю только, что при возобновлении военных операций дети снова ринутся в строй, и никакими силами их тогда в гимназии не удержать. Война – тот же опиум, и, раз ее попробовав, потом трудно удержаться.

14 июля. Заканчиваю последние лекции по радиотелеграфу. Результаты курсов в конце концов довольно плохие. Либо я недостаточно знаю дело, либо не умею преподавать (школьное начальство находит обратное), либо слушатели слишком мало работают, а может быть, и то, и другое, и третье вместе.

Утром ходил на кладбище, где заканчивают памятник. Торжественное его открытие назначено на 16-е. По-моему, памятник много выигрывает благодаря своей простоте. В противном случае он был бы только моделью большого сооружения. Очень удачна надпись на четырех языках – русском, французском, греческом и турецком. Со времени смерти Каншина и Соколова глаза у меня на мокром месте каждый раз, как бываю на военных кладбищах. Сегодня, смотря на могилу Шифнер-Маркевича ^[93], я опять чуть не разревелся. Необычная даже в добровольческое время картинка – строят памятник, таскают камни и цемент вместе офицеры и солдаты. Отношения, видимо, в этой команде отличные. Так, понемножку, пересоздаются нравы Армии. В будущем, когда все придет в нормальный вид, офицеры будут, конечно, поставлены в приличные условия, получат вестовых, но прежние полукрепостные ^[94] отношения вряд ли восстановятся.

Сегодня расклеен приказ Кутепова: жена адъютанта кавалерийского училища в присутствии мужа ударила вестового сковородкой. Подполковник за то, что допустил «столь невоздержанное проявление характера своей жены», отчисляется от училища и впредь лишается права иметь вестового.

15 июля. Наконец экзамены нашего курса состоялись. В комиссию по радио вошли: капитан Григорьев (лучший радиоспециалист корпуса), поручик Белогорский и я. Чувствовал себя во время экзамена, как в бане. Григорьев, совершенно не считаясь с тем, что нашей целью было создать не радиоспециалистов, а людей, имеющих понятие о радио, засыпал экзаменующихся вопросами, из которых на некоторые, сознаюсь, я сам бы не смог ответить. Приходится сказать: «не спросясь броду, не суйся в воду». Я бы, впрочем, и не совался, если бы полковник А. в свое время иначе формулировал задачу.

Результаты печальные. На совещании Григорьев раскритиковал мою программу вдребезги (хотя она, кстати сказать, составлена по соглашению с радиоспециалистами). Я объяснил, почему пришлось сократить курс до минимума, и заявил, что самое лучшее, если дело возьмут в свои руки офицеры-радиотелеграфисты. От преподавания на следующем курсе откажусь категорически. Вечером сильно болела голова, неимоверно уставшая за день.

16 июля. Утром состоялось освящение памятника, парад и передача памятника под охрану городского самоуправления г. Галлиполи. Жаль, что не было кинооператоров, П.Н. Милюкова и советских представителей. Опять приходится повторить, что корпус наш день ото дня принимает все более и более строевой вид. Сегодня огромная масса белых гимнастерок, по ниточке выровненные юнкера, многочисленные хоры и оркестры, знамена, трубы, вся обстановка торжественного русского парада были особенно эффектны. Генерал Кутепов сказал с большим подъемом маленькую речь. Говорит обыкновенно, но голос и дикция у него превосходные. Была масса дам – русских и иностранок, французский консул и комендант, греки, турки и, наконец, наша милая босоногая гимназия. Батюшка Сергиевского училища о. Миляновский сказал едва ли не лучшую речь, которую я слышал в Галлиполи. Видимо, он человек с хорошей душой и искренне переживает то, что говорит. Трудно подействовать на людей с такими огрубевшими нервами, как у большинства из нас, но многие плакали во время этой речи.

Много хороших венков. Наши дроздовцы отслужили панихиду по своим – здесь похоронены 1 офицер 8-й батареи и 2 вольноопределяющихся (в том числе наш Вихров).

17 июля. В 12 часов пошел на панихиду по императору Николаю II. Помимо уважения к памяти достойно и мученически погибших людей, мне хотелось посмотреть на «смотр монархических сил», каким, говорят, должна была явиться эта панихида по мысли ее устроителей. Объявление о панихиде появилось за подписью главного священника корпуса. Приглашались «все благоговейно чтящие память покойного Императора и его семьи» ^[95].

Если это действительно был смотр, то он получился очень слабым. Было очень много штаб-офицеров, гвардейцев в парадной форме и при оружии, довольно много офицеров и вольноопределяющихся кавалерии. Были также отдельные лица из «цветной» ^[96] артиллерии. Не видел ни одного человека из «цветной» пехоты. Интересно отношение юнкеров: кавалерийское училище было почти полностью и едва ли не по наряду; пел хор александровцев (он был очередным). Случайно услышал фразу одного из юнкеров-певчих: «Смотри, монархисты слетаются…» Довольно много александровцев было и внизу, в церкви. Сергиевцев и константиновцев видел по одному. Корниловцев, кажется, не было ни одного человека.

Штаб корпуса присутствовал в полном составе во главе с Кутеповым. Записываю эти детали – может быть, они впоследствии окажутся интересными для характеристики настроений.

В греческой церкви есть что-то общее с мечетью – такая же резная кафедра для проповедей, чуждая русскому глазу, а лампады, те уже совсем не отличаются от лампад большой мечети.

Интересная теперь форма моления: «О благоверном господине нашем высокопреосвященнейшем Тихоне, патриархе Московском и всея России; о благоверном господине нашем преосвященнейшем Константине, митрополите Галлиполийском; о преосвященнейшем Вениамине, епископе Севастопольском». Может быть, не совсем точно передаю эту формулу, но смысл приблизительно такой. Сейчас пошел слух, что турки взяли Тузлу (в 40 километрах от Константинополя) и вырезали там русских беженцев. Может быть, это только греческая провокация, но турки тоже не отрицают этого факта. Говорят, однако, что там были не только кемалисты, но и русские красные войска. Заваривается каша!

18 июля. Второй день живу в новом общежитии, т. н. «штаб-офицерском» № 2. Мотив моего перевода сюда, кажется, довольно оригинальный. Находят (вероятно, полковники Я. и О.), что совместная жизнь с моими слушателями приводит к тому, что они перестают меня слушаться. Кажется, старые полковники правы.

Утром надел свою новую «расписную» гимнастерку и, захватив с собой «My War Memories» Людендорфа, отправился говорить с начальником школы. Совершенно откровенно доложил ему, что считаю достигнутые мною результаты неудовлетворительными и настаиваю на замене меня радиоспециалистом. Генерал ни за что не соглашается. Он, кажется, ценит меня как лектора и боится, что капитана Григорьева из радиотелеграфа не дадут. Лекторов там крайне ограниченное число. Положение получается довольно странное. Я не могу считать себя специалистом ни по одной отрасли и менее всего по электротехнике и радио. Собственно говоря, некоторые заразные болезни я знаю или, по крайней мере, знал в прошлом году значительно лучше радиотелеграфа. В то же время в школе меня в данное время как будто и на самом деле заменить некем.