— В октябре будет десять.
— Может, вы сами прочтете нам, что он написал?
Джинни впадает в замешательство, но ненадолго. Она начинает читать по слогам, с трудом разбирая детские каракули, то и дело сбиваясь и поправляя себя.
«Мать и сын неграмотны», — записывает Абигейл в своем блокноте.
— Сразу видно, Норман хороший ученик! — говорит она.
Взгляд Джинни светится гордостью. Она не сомневается, что Абигейл — ее друг.
— Мисус Олкотт, вы работаете в этих самых комиссиях… не можете вы сказать им, что Нормана надо вернуть домой?
Внезапно я понимаю, почему эта женщина с такой готовностью впустила в свой дом чужих людей. Ей нужно выудить из Абигейл как можно больше информации. Так же как Абигейл требуются сведения о ней, ничуть не меньше.
— Простите, но мне необходимо выйти на воздух, — говорю я.
Выхожу из лачуги и бреду куда глаза глядят, ботинки мои тонут в мягкой пыли. Мальчишки бросают друг другу тряпичный мяч, их смуглые тонкие руки мелькают на фоне голубого неба. Если я хочу помогать Абигейл, я тоже должна задавать вопросы. Должна выведывать каждую подробность из жизни этих людей.
У входа в палатку сидит старуха с трубкой во рту, руки ее проворно снуют, превращая ивовые прутья в глубокую корзину. Прохожу мимо с застывшей на губах улыбкой. Старая джипси поднимает голову, но не говорит ни слова. На лице ее не двигается ни один мускул, но взгляд полон такой неприязни, что мне хочется пуститься наутек. Вместо этого я подхожу к мужчине, который стоит на берегу озера с удочкой в руках. Он забрасывает и сматывает леску с такой грацией, словно это часть некоего загадочного танца. На мужчине брюки с подтяжками, его длинные черные волосы падают на плечи. Глядя на него, начинаю жалеть, что, следуя за модой, коротко подстриглась.
«Выказывай интерес к их делам» — гласит первое правило Абигейл.
— Привет! — Подхожу к самой воде, но мужчина с удочкой и не думает оборачиваться. — Вижу, вы рыбачите.
«Прекрасное начало разговора, Лия, — хмыкаю про себя. — Судя по всему, твой следующий вопрос: „Вы из племени джипси?“»
Он наконец поворачивается, и я вижу, что это тот самый мужчина, с которым я встретилась на празднике в честь Дня независимости. Глаза его расширяются, словно перед ним бог знает какая диковина. Возможно, так оно и есть. Вероятно, джипси общаются с нами так же редко, как мы с ними.
В смущении смотрю на корзину, стоящую у его ног. Она полна живой рыбы. Множество окуней и несколько остроносых пятнистых рыбин, название которых мне неизвестно.
— Привет! — повторяю я, решив держаться непринужденно. — Меня зовут Сисси Пайк, — представляюсь я и протягиваю руку.
Несколько мгновений он таращится на мою руку, словно не понимая, что это такое. Потом сжимает ее крепко, как утопающий.
— Н’вибдгвигид Молсем, — бормочет он.
Будь здесь Абигейл, она сделала бы в своем блокноте пометку: «Неграмотный». Но у меня нет ни малейшего желания делать подобную запись.
— Меня зовут Серый Волк, — переводит он.
— Вы говорите по-английски?
— Лучше, чем вы на языке алнобак, — качает он головой.
Он по-прежнему сжимает мою ладонь. Осторожно высвобождаю ее, откашливаюсь и продолжаю светскую беседу:
— Вы здесь живете?
— Я живу везде.
— Но у вас наверняка есть дом?
— Палатка. — Он смотрит мне прямо в глаза, как смотрел в «Хрустальном лабиринте». — Больше мне ничего не нужно.
Вопросы, которые я собиралась ему задать, внезапно вылетают у меня из головы.
— Мы с вами уже встречались, — выпаливаю я неожиданно для себя. — Четвертого июля. Вы меня преследовали.
— А сегодня? — спрашивает он. — Сегодня вы меня преследуете?
— Нет, что вы… Я… я понятия не имела, что вы здесь живете… И вообще, я приехала с Абигейл Олкотт.
Внезапно он меняется в лице. Потом поворачивается ко мне спиной и начинает собирать рыболовные снасти.
— Значит, вы приехали для того, чтобы забрать наших детей в школу для слабоумных? Или сообщить, что мы все попадем в ад, потому что молимся не в той церкви? Или хотите узнать, кто из нас недавно напился в стельку и валялся на Чёрч-стрит?
Его слова лишают меня дара речи. Всю свою жизнь я слышала о племени джипси, но при этом представляла лишь родословные таблицы, а не живых людей с длинными черными волосами и теплой кожей. Такой же теплой, как у меня.
— Вы меня совсем не знаете, — бормочу я.
— Вы правы, — соглашается он, по-прежнему глядя в сторону. — Не знаю.
— Может, я совсем не такая, как Абигейл.
Мы стоим на расстоянии не более фута друг от друга.
— Может, я не такой, как другие джипси, — говорит он.
Между нами возникла невидимая стена, и я ощущаю отчаянное желание разобрать ее, кирпичик за кирпичиком. Но не представляю, как к этому подступиться. Указываю на озеро и спрашиваю:
— Как это на вашем языке?
— Озеро.
— Нет, скажите, как вы его называете? — настаиваю я.
— Питаубагв, — отвечает он, вновь устремив на меня взгляд.
— Питаубагв, — повторяю я и указываю на солнце. — А это?
— Кисос.
Наклоняюсь и поднимаю горсть земли.
— Ки, — говорит Серый Волк и протягивает руку, чтобы помочь мне выпрямиться. Пальцы его осторожно касаются моего живота.
— Чиджис. Младенец.
— Миссис Пайк! — доносится издалека голос Абигейл.
— Похоже, вам пора идти, — роняет Серый Волк.
— Да…
Ладонью заслонив глаза от солнца, выглядываю Абигейл, но нигде ее не вижу.
— Идите, — говорит Серый Волк. — Вы же не хотите остаться здесь на ночь?
— Нет, — говорю я и краснею, осознав, что сказала нечто двусмысленное. — Как по-вашему — «я вернусь»?
В моих словах звучит вызов, и Серый Волк его принимает:
— Н’педгижи.
— Ну, тогда н’пегдижи.
Он хохочет:
— Вы только что сказали, что пукнули!
Краснею еще сильнее, если только это возможно.
— Спасибо за урок вашего родного языка, мистер Волк!
— Вли нанавалмези, Лия.
— Что это значит?
По губам его скользит улыбка.
— Берегите себя.
Поднимаюсь по склону как можно быстрее. Ребенок в животе делает меня неуклюжей. Чиджис. Младенец.
По дороге в город Абигейл рассказывает жуткие истории о родственниках, зарезавших друг друга в пьяных драках, о венерических болезнях, свирепствующих среди клана Делакуров.