62
Я поспешил на хутор, где схватили Юсси. Толпа зевак, собравшись с утра, так и не расходилась. В центре стоял хозяин хутора, в сотый раз показывая место на опушке: вот тут, вот отсюда и пришел насильник. Сам-то он с сыновьями и исправником дожидался в доме с погашенными свечами. Ждали долго, а потом дали знак Михельссону. Тот вырядился в женское платье и пошел к коровнику. И почти сразу в свете месяца заметили, как от леса отделилась фигура и, крадучись, перебежала к коровнику, – преступник-то и думать не думал! Был небось уверен, что это Мария, служанка на хуторе. Но не тут-то было! Его ждали объятия господина Михельссона! А тут и исправник подоспел, и мы все…
Я подошел поближе: меня заинтересовали следы на земле.
– Значит, Михельссон схватил преступника примерно здесь?
Хуторянин охотно продемонстрировал, какой тип захвата применил секретарь Михельссон.
– Вот так он его схватил. Преступник отбивался, как дикий зверь.
– Значит, Юсси оказал сопротивление при задержании?
– Еще какое! – вступил в разговор один из сыновей. – Такое сопротивление оказал – чуть шею Михельссону не перерезал. Но в последний момент мне удалось выбить нож, и ногой его в сторону, вот так.
Он показал, как подцепил нож загнутым носком своей кеньги и ловко отбросил угрожающее жизни Михельссона смертельное оружие.
– А как вы разглядели нож? Было же очень темно. Настолько темно, что Юсси принял Михельссона за Марию?
Тут свидетели немного растерялись. Но, посовещавшись, рассказали вот что: герой, оказывается, заметил, как в свете месяца что-то блеснуло, и благодаря его находчивости и решительности им удалось предотвратить еще одно кровавое преступление. Задержанный, как уже сказано, отбивался отчаянно. Мы, сами видите, парни крепкие, но еле с ним справились.
Я открыл ворота коровника. Мое внимание привлек пол из грубо оструганных досок. Я осмотрел участок пола до ближайшего стойла.
– Был ли кто-то из вас ранен при задержании?
И хуторянин, и сыновья дружно покачали головами. Никто не был ранен.
На полу были ясно видны темные, эллиптической формы брызги крови.
– Значит, вы его повалили сюда, на пол?
– Ну. Головой вон туда, – старший сын показал направление.
Я присел на корточки и исподволь присмотрелся к его кеньгам. На них были следы крови. Значит, он ударил Юсси так, что брызнула кровь. Другого объяснения не приходит в голову. И еще: кровь с прилипшими волосами. Били головой об пол.
– А потом? Отвели его на хутор? Он шел сам?
– Какое там сам! Упирался. Мы его волокли.
Трава вся истоптана, здесь побывало много людей. Не определишь, волокли или нет… Но совсем рядом с воротами я обратил внимание на странные сероватые комки. Встал на колени, понюхал и уловил хорошо знакомый запах. Что-то домашнее, съедобное, но что именно, сообразить никак не удавалось.
– А здесь он лежал на земле?
– Ну. Мы его охраняли, пока отец лошадь запрягал.
– А вы ели что-то, пока ждали отца? – Я подцепил на палец комочек загадочной кашицы.
Они дружно пожали плечами. Я осторожно попробовал на язык. И вкус знакомый, но что это…
– Хлеб или что-то?
– Не. Какая там еда…
– Ничего не ели. Но к бутылке приложились. Исправник угостил.
В толпе начали переглядываться и перешептываться – все знали, как я отношусь к спиртному. Но мне было не до проповедей. Я еще раз попробовал и задумался. Конечно! Я прекрасно знал этот вкус. Я и в самом деле прекрасно знал этот вкус, но никак не ожидал встретиться с ним тут, на чужом хуторе. Это был вкус моего собственного дома, утренней каши, которую уже много лет неизменно варила Брита Кайса.
– Вы говорите, ничего не ели. Но это же каша!
– А, это… Это да, это конечно. Мы обыскали его laukku… торбу то есть, а там берестяной короб. Думали, деньги, а оттуда потекло… вот это.
– Вы хотите сказать, что у Юсси был рюкзак?
– Ну да, laukku. Старый, еле нитки держатся.
– И в рюкзаке каша?
– Не только… Огниво. Старое одеяло, мешочек с солью и вяленая рыба.
– А где она теперь, его… laukku?
– Исправник взял.
Я поразмышлял и решительно двинулся к дому, подняв руки, иначе не протолкнуться через плотно стоящую толпу. Пасторский жест произвел впечатление – люди расступились.
Вошел, не постучав. Сначала мне показалось, что в доме никого нет, но почти сразу послышались быстрые шаги.
– Здесь кто-то есть?
Молчание.
Прошел к спальне, толкнул дверь – не открывается. Странно – кто запирается в спальне? Толкнул посильнее – дверь немного подалась, но тут же, как на пружине, закрылась опять. Кто-то держит ее изнутри. Я налег плечом, щель понемногу становилась все шире. В конце концов дверь подалась, и я, потеряв равновесие и едва не упав, ввалился в комнату.
Она стояла у окна, спиной ко мне. Спрятала лицо в передник, плечи судорожно вздрагивали. Я осторожно потрогал ее за плечо, и она внезапно согнулась, сложилась вдвое, как складывается карманный нож.
– Мария?
Рыдала она совершенно беззвучно. Когда Мария приходила в пасторскую усадьбу, вела себя совсем по-иному, была упрямой и несговорчивой. Такой я ее еще не видел.
– Что произошло, Мария?
Она затрясла головой. Я положил руку ей на шею, на туго сплетенную косу.
– Юсси пришел сюда с рюкзаком, – тихо сказал я. – Вышел из дому поздно вечером, когда все легли. И взял с собой еду, кое-какие инструменты, одеяло. Не странно ли?
– Не знаю… – прошептала она.
– Вы договорились встретиться? Может быть, решили провести ночь в лесу?
– Не знаю…
– А как вышло, что исправник Браге оказался у вас на хуторе? Так сказать, в засаде? Кто-то же его позвал, кто-то сказал ему, что Юсси собирается сюда.
– Не знаю, не знаю… – с тихим отчаянием повторяла девушка.
– Это ты его позвала, Мария?
Тело ее передернулось, как от внезапного разряда боли, как будто ее насадили на крюк, как червя. Я повысил голос:
– Юсси обвиняют, что он на тебя напал и хотел изнасиловать. Но если ты расскажешь, как было дело, его отпустят.
Она зажала ладонями уши и замотала головой. Косы, запаздывая за резкими движениями, летали из стороны в сторону. Я схватил ее за руки и разнял их. Она замерла и уставилась на меня. Сухие и пустые, как у ангела, глаза.
– Я ничего не знаю.
Мы глядели друг на друга, как, наверное, смотрели бы обитатели разных планет. Она и в самом деле сказочно красива. Я не сразу понял, что смотрит она не на меня. Она смотрит сквозь меня. На ухо упал золотой локон.