Элиас нагнулся, отогнал мух, набросил одеяло и вместе с сыновьями поднял безжизненное, уже успевшее окоченеть тело. Я не мог оторвать глаз от выглядывавшей из-под одеяла мучнисто-белой руки с растопыренными пальцами. Мы пошли следом. Юлину осторожно положили на полку, после чего подошедший прост опять опустился на колени и прочитал молитву. Глаза полузакрыты, спина сгорблена, словно он где-то в другом, недоступном нам мире. Я понял, что он хочет.
Повернулся к родне и прошептал:
– Оставьте проста в покое. Сами видите. Пошлите кого-нибудь за исправником, а я побуду с учителем. И принесите, пожалуйста, свечу.
Кристина вышла, через минуту вернулась с большой сальной свечой и тут же, неловко присев, вышла. Я зажег свечу и запер дверь.
Прост тут же поднялся с колен и засучил рукава.
– Надо торопиться. Бедная девочка.
Я достал бумагу и замер с карандашом в руке.
Он аккуратно откинул одеяло и поднес свечу поближе.
– Шея… шея повреждена петлей. Но посмотри на синяки…
– Что – синяки?
Он развел пальцы и поднес к шее умершей. Багрово-синие отметины совпали так, что мне стало страшно.
– Как и у Хильды Фредриксдоттер. Этот зверь удушил ее голыми руками. Она наверняка была уже мертва, когда он тащил ее к дереву.
– То есть… вы хотите сказать… она не самоубийца?
– Ты же и раньше видел такие синяки, Юсси. Отпечатки пальцев в виде полумесяца.
Прост снова поднял с глаз монеты, слегка раздвинул веки и долго и внимательно смотрел в мертвые глаза.
– Полопавшиеся мелкие сосуды тоже говорят, что ее задушили. Запиши, Юсси.
– Откуда учитель все это знает?
– Обычное естествознание, Юсси. Мой друг в Упсале шел по врачебной линии. Запиши также: синяки на предплечьях, типичные.
– Он держал ее за руки?
– Возможно, прижал коленями. Юлина сильная девушка, но на этот раз у нее не было заколки. К сожалению… Можешь мне помочь?
Я подсунул руки под колени трупа и приподнял, как он велел. Он секунду посомневался, тряхнул головой и задрал подол ночной рубашки.
– Посмотри на ее ноги. Что можешь сказать?
– Ноги… ноги как ноги. Никаких повреждений.
– Вот именно! Ни царапин, ни ссадин. И что думает по этому поводу Юсси?
– В каком смысле?
– В том, что все, что мы видим, говорит против самоубийства. Попробуй вскарабкаться на толстый ствол сосны, потом перебраться на сук – и при этом не получить ни единой царапины! В штанах – возможно, но в ночной рубашке – исключено.
Прост попытался приподнять ногу, но трупное окоченение зашло довольно далеко, и ему пришлось изогнуться, чтобы посмотреть на подошвы.
– А вот пятки сзади расцарапаны. Обе, как видишь.
– Тело волокли по земле.
– Молодец. Убийца повалил ее на землю, задушил, взял под мышки и поволок к дереву. Тогда и появились царапины на пятках. Веревку приготовил заранее. Перекинул через сук. Надел петлю на шею, поднял тело, а второй конец привязал к дереву. Вот, посмотри, – он развернул платок, – вот они. Чешуйки коры, где веревка терлась о сук.
Прост попросил меня зарисовать все повреждения на теле, бережно закрыл глаза покойной, положил медяки и накрыл тело все тем же одеялом.
– Пошли посмотрим, что творится вокруг.
Мы вышли из бани. Он двинулся к дальнему концу дома. Здесь стоял маленький, слегка покосившийся деревянный сарайчик.
– Отхожее место. Думаю, Юлина вышла по нужде. Ночь, все спят, никто и не слышал ее шагов. А преступник уже караулил. Вполне возможно, он пришел не в первый раз. Несколько ночей ждал удобного случая.
Взгляд проста упал на несколько росших чуть поодаль осин.
Уверенно подошел и ткнул в землю:
– Вот здесь он и стоял.
Нагнулся и поднял что-то с земли:
– А это что?
Между большим и указательным пальцами он держал что-то очень маленькое.
– Карандашная стружка? – спросил я.
– Нет, Юсси. Это что-то другое.
И я сразу увидел это «что-то другое»…
На коре были следы ножа – два глубоких, длинных шрама. Вместе они представляли хорошо известную фигуру.
– Крест… – прошептал прост. – Он стоял, ждал свою жертву и вырезал на коре крест.
– Но почему? Почему именно крест?
– Вполне возможно, этот крест предназначен мне.
– В каком смысле? – не понял я.
– Помнишь, в лавке в Пайале я послал ему предупреждение? Дал понять, что мы напали на след? Не исключено, что он стоял там среди других и слушал.
– Значит, крест?..
– Прямая угроза. Ответ.
– Но кто… кто может быть таким хладнокровным?
Ответ последовал немедленно.
– Змея. Змеи хладнокровны. И на Пайалу сочится змеиный яд.
34
Мы быстро вымыли руки и пошли в дом. Кристина предложила поесть, и мы с благодарностью согласились – оба изрядно проголодались, мы же вышли из дому натощак и с тех пор крошки во рту не имели. Я молча жевал рыбную кашу, прост тоже ел, но при этом махал рукой у рта, словно торопился прожевать побыстрее, а как только удавалось проглотить, тут же задавал вопрос.
– А где ваша собака? Она не лаяла ночью?
– Нет… исчезла куда-то, – равнодушно сказала Кристина.
– Что значит – исчезла?
– Ну… где-то бегает. Течка у нее.
– Понятно… А когда вы видели ее в последний раз?
– Позавчера, думаю. – Элиас вопросительно поглядел на Кристину, но та не шевельнулась. Не подтвердила, но и не возразила. – Она вообще… Как с Юлиной это случилось, сама не своя. По вечерам лает, рычит под дверью…
– Охраняет?
На этот раз Кристина кивнула:
– Ей кажется, крадется кто-то, да после такого… И мне как-то тоже показалось.
– Да… несколько ночей рычала, – подтвердил Элиас. – Мы-то ее выпускаем по ночам, домой не берем – какая-никакая, а охрана. Рычала, рычала… лисы тут бродят. Вообще-то она не рычит. Мирная. Да и маленькая – кто ее испугается?
– Но вчера исчезла?
– Придет. – Кристина пожала плечами. – Всегда приходила и сейчас придет. Куда ей деваться, явится.
– Стоит все же поискать. Как ее зовут? Сири, кажется?
– Ну.
– Красивое имя… Сири.
Не успели мы утолить голод, с дороги послышалось громыхание экипажа. Во двор, переваливаясь, въехала коляска, и с нее еще на ходу спрыгнули трое. Исправник Браге с неизменным Михельссоном и уездный врач Седерин. Несмотря на ранний час, от всей компании сильно попахивало пуншем. Оттого-то, как мне показалось, они и были подчеркнуто деловиты. Исправник командовал, Кристина бегала туда-сюда с его поручениями. У уездного медикуса, крупного и толстого мужчины, судя по тому, как он, морщась, опирался на трость, болела спина. Круглые очки все время сползали на кончик малинового носа, и он неуклюже возвращал их на место, при этом каждый раз неодобрительно поглядывал на проста. Неудивительно: доктор пил часто и много. Кампания против пьянства, которую развернул прост, угрожала ему лишением единственного лекарства, помогавшего от заполярной тоски.