Я сбежал вниз по лестнице. Сейчас все решала скорость, пока
эти субчики не поняли, что произошло. У входа в дом стоял Хашимов. Увидев меня,
он нахмурился. Вполне возможно, что его боевики получили приказ покончить со
мной сразу.
— В чем дело? — спросил он, доставая пистолет. — Где
Труфилов?
— Он наверху, — я пожал плечами, придерживая входную дверь,
чтобы она не захлопнулась, — не хочет верить вашим боевикам. Опасается, что его
могут убить. Вам нужно подняться и уговорить его. Вашим людям он не верит.
Хашимов, кажется, поверил. У него не было иллюзий относительно
умственных способностей своих киллеров. Типичные качки с двумя извилинами и
отнюдь не ораторы. Случаются, правда, и убийцы-интеллектуалы, которые получают
от своей профессии эстетическое наслаждение. Своего рода палачи-виртуозы. Те и
поговорить могут. Тут не тот вариант.
— Черт бы вас побрал! У нас нет времени, — рыкнул он, видя,
что дверь может закрыться. — Ступайте впереди меня! — крикнул он.
Я поспешил вверх по лестнице. Он бежал следом, даже не
спрашивая, почему не работает лифт. Его люди к этому времени уже начали
нервничать в кабине и даже делали попытки освободиться. Но, к счастью, не
кричали, возились молча. Расчет Дронго был ювелирным: вряд ли будут звать на
помощь убийцы, застрявшие в лифте с оружием в руках, когда к тому же в машине перед
домом лежат два трупа, в которых стреляли из этого оружия.
Мы поднялись наконец на четвертый этаж. Хашимов задыхался не
меньше, чем я. Мы пробежали по коридору, ворвались в комнату. И тут он замер на
пороге — его люди убиты.
— Бросьте свой пистолет! — Хашимов не посмел даже повернуть
голову. Он понял, что попал в ловушку. Пистолет упал на ковролин. Только после
этого Хашимов медленно повернулся.
— Кто вы? — спросил он хрипло побелевшими от бешенства
губами. — Вы Труфилов?
— К счастью, нет, — ответил незнакомец. — Я Дронго.
— Кто?! — Ему показалось, что он ослышался. Ведь этот
человек должен был находиться за много сотен километров отсюда. Мог ли он здесь
оказаться?
— Вы не ослышались, — повторил Дронго, — ваши люди заперты в
кабине лифта, и через пять минут Сибилла Дюверже вызовет сюда французскую
полицию.
Думаю, что они с интересом познакомятся с вашими киллерами,
найдя трупы убитых в голубом «Пежо».
— Зато из моего пистолета никого не убивали, — криво
усмехнулся Хашимов, — уж мне-то вы ничего не пришьете.
— Вы так думаете? — улыбнулся Дронго. — Впрочем, блажен, кто
верует.
Ответьте только на один вопрос, всего на один, если можно.
Зачем вы ищете с таким маниакальным упорством Труфилова? Я понимаю, зачем его
хочет убрать Кочиевский. Понимаю сотрудников прокуратуры, которым он нужен
позарез как свидетель. Но вам, бандитам, зачем он?
Хашимов облизнул губы. Посмотрел на пистолет в руках Дронго
и выдавил из себя:
— У Жени Чиряева осталось много долгов в Москве. Был сход
авторитетов, и они решили, что Чиряев должен заплатить. Но как заставишь
платить, если он сидит в немецкой тюрьме? Вот и решили отправить нас, чтобы мы
нашли Труфилова.
Если Истребитель узнает, что Труфилов у нас и может дать
показания против него, он сразу расплатится по счетам. По всем счетам.
— Я примерно так и думал, — качнул головой Дронго. — И ради
этого погибло столько людей. А эти двое внизу, которых вы сейчас оставили в
«Пежо», они захватили ваших дружков, чтобы узнать ответ на этот вопрос? Верно?
— Не только, — буркнул Хашимов, — они и меня искали. Знали,
что мне поручено найти Труфилова раньше их группы. Мы-то еще десятого в
Амстердам прилетели.
— Деньги, — задумчиво произнес Дронго, — и корень зла, и
движущая сила прогресса… А теперь послушайте, что произойдет с вами. Вас найдут
в этой комнате через несколько минут. Найдут без сознания. В руках у вас будет
не ваш пистолет, а совсем другой, тот, который сейчас у меня. Из этого
пистолета был убит лежащий у окна снайпер. Я полагаю, лет двадцать французской
тюрьмы вам гарантировано. Ваше счастье, что здесь нет смертной казни. Что
касается ваших помощников, застрявших в лифте, то они наверняка получат пожизненное.
Или лет по тридцать. В любом случае Россия избавится от таких мерзавцев, как
вы, на достаточно большой срок.
— Вы не посмеете, — прохрипел Хашимов, — А ты не посмеешь…
Откуда ему было знать, что самое приятное дело в этой
операции Дронго поручил мне. А я так шмякнул прикладом ружья по голове этой
гниды, что он мгновенно упал на пол. Дронго сдержал свое слово. Он вложил в
руки Хашимова свой пистолет, из которого я застрелил Виктора. И забрал его
пистолет, чтобы затем выбросить его в Сену.
Ровно через минуту Сибилла позвонила в полицию. И заснула в
отеле, забывшись в долгом сне. Все ее объяснения затем были туманны и путаны.
Она рассказывала, как убежала из дома, спасаясь от бандитов. Как бил ее Виктор,
как неизвестный убил Марселя.
Дронго оказался прав. Самар Хашимов после суда получил
двадцать лет тюрьмы, а его помощники — по тридцать пять. И без права
помилования, так что на свободу они выйдут глубокими стариками.
Вечером пятнадцатого апреля мы нашли Труфилова в местечке
Жосиньи под Парижем. Бывший офицер военной разведки, он сразу принял все наши
доводы. Иного выхода у него не было. И он согласился полететь с нами. На
следующий день мы прилетели в Москву.
Потом мне стало плохо. За последние дни я израсходовал весь
резерв своих сил: Уже вечером шестнадцатого апреля я потерял сознание, и меня
отвезли в онкологический центр. Говорят, врачи удивились, как я мог
путешествовать с моим заболеванием и даже получить страховку перед выездом. Но
страховка не распространялась на онкологические заболевания, и я все равно не
смог бы получить хирургическую помощь во Франции. Такие номера там не проходят.
На хроников, в том числе и на онкобольных, страховка не распространяется.
Откуда мне было знать, что Дронго договорился с врачами в Москве об оплате моей
дорогостоящей операции.
Говорят, что каждый человек достоин той жизни, которую он
проживает.
Дронго в одном из наших последних разговоров рассказал мне о
надписи, которую видел в одном испанском храме. На, камне были высечены слова:
«Проси у Бога только здоровья себе и своим близким. Все остальное зависит
только от тебя». Я думаю, что эту надпись сделал мудрый человек.
Я пишу эти строчки в больнице. Через несколько часов мне
предстоит операция. Врачи считают, что шансы есть. Во всяком случае — я
надеюсь. Дронго был прав: смерть — это поражение, если не отдашь свою жизнь за
кого-то. Я теперь очень хочу жить. Я знаю, что очень нужен моим близким. После
стольких испытаний Бог должен наконец помочь мне. Несколько раз я приходил в
себя, пока меня готовили к свиданию с хирургами…