Идеальная мишень - читать онлайн книгу. Автор: Чингиз Абдуллаев cтр.№ 88

— Я была у Вейдеманисов, — с ходу сообщила Галина, — их девочка до сих пор не пришла домой. Бабушка мне ничего не говорит. Она вообще не хочет со мной разговаривать. Но девочки дома нет. И мать Вейдеманиса, кажется мне, чем-то очень напугана. Вы меня понимаете?

— Позвоните Романенко, пусть установит у дома дежурство. Я вас очень прошу, Гала, быть вместе с ними. Но ни в коем случае не демонстрируйте своего присутствия. Вы меня поняли? Ваша задача только наблюдать. Если девочки нет дома, значит, что-то произошло. Тут нужна предельная осторожность.

— Я все поняла, — сказала Галина, — и сделаю все, как вы сказали, можете не беспокоиться.

— Несчастный, — подумал Дронго, — неужели они решили, что таким образом можно гарантировать верность Вейдеманиса? Но нужно ли это Кочиевскому? Он решил, что болезнь Вейдеманиса и деньги — гарантии слишком ненадежные. Нет, Кочиевский зря так нервирует Эдгара Вейдеманиса. Ведь тот будет сходить с ума из-за дочери. Он вполне добровольно пошел на эту командировку.

Если Кочиевский похитил его дочь, то получается, что он вредит сам себе, заставляя нервничать своего человека. В таком случае задача Вейдеманиса ни поскорее найти Труфилова, а тянуть время, пока отпустят его дочь. Значит, это не Кочиевский. Значит, вторая группа сумела вычислить Вейдеманиса и решила похитить его дочь.

От неожиданности Дронго остановился. Какая страшная судьба у этого бывшего подполковника. Он почувствовал невольную симпатию к этому человеку. Но ждать до утра нельзя. Утром события могут принять неожиданный оборот. Он больше не имеет права опаздывать. Дронго поднял руку, останавливая такси, поправляя, тронул пальцами поля шляпы.

— «Отель Антверпен», — коротко бросил водителю. Тот кивнул, разворачивая машину.

Уже начало светать, а я все еще сижу перед трупами. Нужно уезжать, принимать какое-то решение. А я не в силах определиться. И оставлять Сибиллу в таком состоянии невозможно. Она может тронуться умом или покончить жизнь самоубийством. Вызвать полицию? Но для меня это, наверное, самый худший вариант.

— Нам надо идти, — говорю я ей, — мы должны идти.

Она смотрит на меня безумными глазами. Честно говоря, я ее понимаю. Тут любой повредится умом. Но нам нужно поскорее убираться отсюда. Хотя куда ей идти из собственной квартиры? Ко мне? Но я не могу везти ее в свой отель, подставляя своим соглядатаям. Но и торчать здесь в бесцельном ожидании я не могу — это означало бы не только мое поражение, это верная гибель для моих близких. Только не это!

Я поднимаюсь и подхожу к окну. Стекло разбилось, но, к счастью, упало внутрь. Осторожно вынимаю куски и смотрю по сторонам. Может быть, с улицы это не очень заметно, но надеяться на это не стоит. Я задергиваю занавесками окно — пусть некоторое время на него не обращают внимания. Да, Сибилла. Как же мне увести ее?

— Нам нужно идти, Сибилла. Ты понимаешь меня?

Но она смотрит на меня ничего не понимающими глазами. Господи, что же с ней делать! Я пытаюсь ее поднять, но она оседает на пол, даже не делая попыток мне помочь.

— Сибилла, — шепчу я ей, — вставай. Нам нужно немедленно уходить.

Вставай же. Уже четыре часа утра.

Мне удалось поднять ее и положить на диван. Она все еще в прострации. Я нахожу ее туфли, надеваю на ноги. Юбка у нее порвана, но ничего страшного, под плащом не будет видно. Сейчас носят длинные плащи. Где тут стенной шкаф? § Плащ, наверное, там. Ага, вот спальня, за ней небольшая гардеробная. Не выбирая, снимаю несколько платьев и кладу их в сумку. А вот и довольно длинный плащ. Беру с полки две простыни и накрываю ими тела убитых. После этого подхожу к Сибилле и тяну ее за руку. Она качает головой.

— Пристрелите меня здесь, — вдруг просит она.

— Нет, — устало говорю я ей, — я не буду никого убивать. Пойми ты меня наконец!

— Вы меня убьете? — снова тупо спрашивает она.

У меня нет другого выхода: я размахиваюсь и бью ее по лицу изо всех сил. Она вскрикивает, падает на диван и начинает громко рыдать. Наконец-то!

Слава тебе господи. Больше всего на свете боюсь, когда плачут тихо. Больше всего на свете боюсь беззвучного плача.

Я сижу рядом и глажу ее по голове. Я даже сам не заметил, как это получилось. Она плакала минут двадцать, не меньше. А я двадцать минут сидел и гладил ее волосы. Даже ни разу не закашлявшись. Наверное, таким образом я успокаивал и себя. Говорят, что нужно гладить кошку, снимая напряжение. Я гладил ее по волосам, снимая собственное напряжение.

Наконец, выплакавшись, Сибилла подняла голову.

— Кто ты такой? — спросила она.

— Я же тебе объяснял, — после всего случившегося мы перешли на «ты», словно родственники. Хотя в английском языке нет этого местоимения, но подсознательно я чувствую, что мы именно так обращаемся друг к другу.

— Зачем он убил Марселя?

— Ему не нужны свидетели. Он готов был убить и меня, и тебя.

— Ты его знал? — Она смотрит на меня, и я понимаю, что наступил момент истины. В такие мгновения не врут. Похоже, что она почувствовала мое состояние.

— Немногой Он мне казался нормальным человеком. Теперь я знаю, что он убийца.

— Потому, что он убил Марселя?

— Нет. До Марселя он убивал и других людей… Он совершил много подлых поступков.

— Ты тоже убивал?

— Это — первый, — сказал я, кивая на труп Виктора.

Она снова надолго замолкает. Потом говорит:

— Ты можешь рассказать мне, что тут произошло? Почему ты здесь? Почему он стрелял? Почему ты так страшно кашляешь? Почему ты его убил? Ты можешь мне все объяснить?

В этот момент я не смотрю на часы. Я даже не смотрю, как светает за окном. В этот момент я понимаю, что обязан ей все рассказать. Что я должен с кем-то поделиться своей болью, своими страхами. Я обязан сделать так, чтобы меня понял хотя бы один человек в мире. Возможно, это мой последний рассвет в жизни, а завтрашнего я уже никогда не увижу. Все возможно в этот день, пятнадцатого апреля, в Париже. И сам толком не зная почему, я откинулся на спинку дивана и, продолжая гладить ее по волосам, начал свой рассказ. Я начал его с того самого момента, когда родился в селе Старые Галки. Я говорил ей про отца и про мой неудачный выбор, про мать и развал некогда единой страны. Я рассказал ей про плевок старухи, которого никогда не забывал. Рассказал об изменах Вилмы. О своей болезни. Об Илзе, моей дочери. Я рассказал ей о поисках неизвестного мне Труфилова, о «наблюдателях», которые шли за мной следом. О Хашимове, который тоже кружил надо мной, как стервятник. Я рассказал о похищении моей девочки, о событиях в Амстердаме и Антверпене. Я рассказал все, что имело отношение к этой истории. А к ней имела отношение вся моя неудавшаяся жизнь. Я говорил около часа. Или чуть больше. Это был длинный монолог, прерываемый кашлем.