Идеальная мишень - читать онлайн книгу. Автор: Чингиз Абдуллаев cтр.№ 68

— Интересно, — усмехнулся Рогов. — Действительно интересно. Кажется, я начинаю верить в ваши нестандартные подходы.

— Я могу рассказать вам очень занятную историю, которую слышал от отца, — продолжал Дронго. — В шестидесятые годы один человек решил защитить диссертацию по газетам военного времени. Он исправно проштудировал в библиотеках все газеты, выходившие во время войны, и написал диссертацию о нашем военном потенциале в первой половине сороковых. И что вы думаете?

Диссертацию немедленно засекретили, настолько ошеломляющими оказались сведения о нашем военном потенциале во время войны. И это газеты времен войны, которые подвергались строжайшей военной цензуре. Вот вам и весь секрет, В ЦРУ, говорят, целые управления занимались подробным анализом всех выходивших в социалистическом лагере газет и журналов. Вы, очевидно, не знаете, что в состав Первого Главного управления КГБ СССР входили еще два сверхсекретных управления.

Управление «Р», отвечавшее за оперативное планирование и анализ, и управление «И», уже тогда имевшее мощную компьютерную службу. Но, кстати, лучше всех прессу использовала особая секретная служба «А», которая занималась организацией дезинформации. Именно сотрудники этой службы готовили различные статьи в чужих газетах, они прекрасно понимали, как важно использовать печать в собственных интересах.

— Да, разумеется. — Рогов отодвинул тарелку. — Но почему вы уверены, что сумеете выйти на конкретный результат?

— Судя по вашим данным, Кочиевский отправил в Европу группу для захвата Труфилова, — пояснил Дронго. — Я абсолютно убежден, что противники Чиряева попытаются нанести ответный удар. Если я все рассчитал верно, мы вскоре узнаем о действиях этих групп. И тогда мне следует оказаться в нужном месте. В этом и состоит моя тактика. Я почти уверен: мы получим известия в ближайшие несколько дней.

— Да, — сказал Рогов, — теперь я понимаю, почему вас считают гением.

В следующее мгновение в столовую ворвался возбужденный Лукин. В пустом помещении сидели только Дронго и Рогов. Лукин подскочил к ним, посмотрел на Дронго.

— Говорите, — кивнул тот.

— Есть, — выдохнул Лукин. — Вы просили обращать внимание на любые происшествия в самолетах, вылетающих из Москвы.

— Что случилось? — спросил Дронго.

— Только что передали из Амстердама. На рейсе Аэрофлота Москва-Амстердам убили одного из пассажиров. Голландская полиция задержала всех пассажиров, ведется расследование.

— Они начали, — вздохнул Дронго, отодвигая тарелку. — Я так и предполагал. Они начали. Когда ближайший рейс на Амстердам?

К дому на авеню генерала Леклерка я подъехал минут через двадцать после того, как договорился о встрече. Расплатившись с таксистом, я выскочил на тротуар. Подбежав к подъезду, нажал на кнопку домофона.

— Я вас слушаю, — раздался голос Сибиллы Дюверже.

— Это друг мистера Труфилова, — проговорил я, сдерживая кашель. — Я звонил вам недавно.

— Заходите, я живу на четвертом этаже. — Щелкает замок входной двери.

Я вхожу в подъезд, автоматически включается свет. Прохожу к лифту. И через несколько секунд после того, как открывается дверь и включается свет, раскрываются створки кабины лифта, распахиваются под приятную музыку. Вхожу в кабину, нажимаю на кнопку четвертого этажа. Когда всю жизнь видишь автоматически включающийся свет, чистые парадные и услужливо раскрывающиеся перед тобой створки лифта, поневоле вырабатывается совсем другой характер, чем у большинства бывших советских людей. Чаще всего мы видели замызганный темный подъезд, провонявший сивухой и мочой, и обшарпанные двери. Я не утверждаю, что все подъезды в нашей бывшей стране были такими, но и таких повидал немало.

Выхожу из лифта, озираюсь. На площадке четыре квартиры. На каждой двери имеется табличка. Прохожу по коридору и вижу наконец нужную мне фамилию. Едва подхожу ближе, как дверь открывается. На пороге стоит женщина. У нее темные прямые волосы, почти до плеч. Светлые миндалевидные глаза, нос с небольшой горбинкой, который ее совсем не портит, и тонкие сухие губы. Она смотрит на меня и, похоже, пытается вспомнить, где меня видела. Но вспомнить не удается — мы с ней никогда не встречались. Зато я сразу узнаю ее лицо. Мне показывал фотографию Кочиевский. — Добрый вечер, — здороваюсь я.

Хозяйка молча пропускает меня в квартиру. Когда я вхожу и она закрывает дверь, я оборачиваюсь к ней.

— Должна вас предупредить, — говорит Сибилла, — я позвонила своему другу в полицию и сообщила о вашем визите. Камера наблюдения внизу уже сфотографировала вас, и ваша фотография уже имеется у нашего консьержа.

— Спасибо за предупреждения. — Я пытаюсь улыбнуться.

— Проходите, — приглашает Сибилла.

На хозяйке длинное черное платье, даже туфли на высоком каблуке почти не видны. Странно… Она что же, ходит на каблуках и дома? Впрочем, у каждого свои причуды. Но мне почему-то кажется, что она дома не одна… А может, хозяйка недавно принимала гостей и еще не успела переодеться? Стоит ли гадать?

Мне вдруг приходит в голову, что она, возможно, специально так нарядилась, то есть из-за моего визита. В конце концов, разве поймешь француженку, пусть даже наполовину польку?

Я усаживаюсь на голубой диван. В просторной гостиной — царство «нового евростиля». Или, как его сейчас называют, «техностиля». Глубокие, причудливо выгнутые диваны, настольные лампы и торшеры четких геометрических линий…

Небольшие лампочки освещают картины постмодернистов. И повсюду неяркий мягкий свет, словно рассеивающийся по гостиной. Хозяйка садится в кресло причудливой формы, стоящее напротив дивана.

— У вас ко мне дело? — Она берет со столика длинную пачку сигарет.

Предлагает мне, но я качаю головой — уже откурил свое.

Сибилла щелкает зажигалкой, затягивается. Внимательно смотрит на меня.

Сложно начинать разговор именно здесь. Париж… Картины постмодернистов на стенах, причудливый дизайн и эта женщина… Какое ей дело до моей судьбы, до моей дочери, до моей жизни? Как я могу ей объяснить, что произошло? Могу ли я надеяться, что она захочет мне помочь? Какое ей дело до моего горя? — Извините, что беспокою вас так поздно, — говорю я, покашливая, — но у меня очень важное дело. Я не посмел бы даже позвонить вам, если бы речь не шла о самом дорогом для меня человеке, о моей дочери.

Она смотрит на меня с удивлением. Смотрит и курит, изящным движением стряхивая пепел в стоящую на столике пепельницу в виде головы льва, раскрывающего пасть.

— Я вас не совсем понимаю, — говорит она. — При чем тут ваша дочь?