Ка: Дарр Дубраули в руинах Имра - читать онлайн книгу. Автор: Джон Краули cтр.№ 7

– Не было причин о них говорить, – заявила она. – Просто они там были.

Она отвлеклась от Дарра на других молодых птиц, но потом будто что-то припомнила и снова обратилась к нему:

– Поговаривали, сколько они оставляют.

– Оставляют?

– Ну, не используют. И если набраться храбрости и подобраться к ним…

На том она и закончила, быстро поклонилась ему – вежливо кивнула – и улетела.

Зимой Вороны – по двое-трое, а иногда и десятками – повторяли путь Дарра Дубраули к тому месту на взгорье за озером. Вскоре там поселилось больше двуногих, чем видел Дарр, если вообще те, кто поймал Оленуху, были теми же, кто воткнул в землю копья. Тогда Вороны еще не научились их различать, так что трудно было понять, сколько их там; некоторые были поменьше – наверное, детеныши. Двуногие начали складывать на равнине какие-то штуки, похожие на огромные гнезда или (как говорили некоторые) норы над землей, укрытия, вроде берлог из веток и листвы, где спят зимой Медведи, или камешков, что складывают для себя Ручейники. Эти убежища и вправду были сложены из камней, палок и прутьев и выбелены, как гнездо Цапли ее пометом; а создания, для которых у Ворон по-прежнему не было имени, входили в них и выходили, так что птицы не могли разобрать, видят ли они одних и тех же двуногих и сколько их прячется внутри. Двуногие строили все новые и новые гнезда, когда бы ни прилетали Вороны.

И над ними поднимался дым.

Время от времени двуногие ловили Оленя, или Лося, или даже Кабана, и тогда к тушам подходили сразу несколько этих созданий: своими орудиями они с чудесной легкостью отделяли ногу или грудину, потом снимали с них мясо длинными полосками, которые часто не ели сразу, а вывешивали на сплетенных ветках (что за руки! что за вещи в этих руках! как быстро и ловко двуногие со всем управляются!); ветки ставили над ямой, где постоянно поддерживали огонь – не большой костер, но и не умирающие уголья. Время от времени туда подбрасывали ветки или кизяки, так что вздымались снопы искр, и Вороны улетали в испуге.

Вороны – по крайней мере, Вороны тех времен – были птицами пугливыми, и все новое вызывало у них тревогу. Они и вообразить себе не могли то, что теперь видели своими глазами. Но при этом Вороны практичны и расчетливы, а также (как покажет долгая история отношений этой стаи с Людьми) хорошо умеют приспосабливаться к изменениям. Скоро новые создания и их образ жизни уже стали привычны, и, хотя другие умные животные так и не избавились от страха перед огнем, звуками и запахами человеческих поселений, Вороны быстро с ними освоились. Никогда прежде они не видели прирученного огня, даже те, что вообще знали его, но теперь и он вошел в порядок вещей. И в самом деле, эти создания оставляли много: гниющие туши рядом с поселением, требуху и потроха. Может, Вороны и не разбирались в мечах и копьях, но вот в потрохах они толк знали. «Если набраться храбрости и подобраться к ним», – сказала та презрительная самка.

– Но почему они отдают это мясо четвероногим, а не едят сами? – спросил у Дарра Дубраули Бродяга к концу холодной и голодной недели, когда они вместе обозревали кучу отбросов. – Шумные они и бестолковые.

– Хотел бы я это знать, – покачал головой Дарр Дубраули.

Они смотрели, как дерутся за еду эти создания – большие и маленькие, разного окраса и сложения. Что, если попробовать кормиться с ними? Что, если, как Волки, они просто не будут обращать на Ворон внимания? Или попытаются отогнать? Сложно сказать. Лучше держаться от них подальше и отклевывать кусочки с краю.

Появились новые двуногие, они привели с собой животных, которых Вороны тоже не знали, – тяжелых и высоких, как Лоси, но глупых и короткошеих; двуногие гоняли их всем стадом с места на место, но никогда не убивали и не ели их, и это тоже удивляло Ворон: кто же из них кому служит? А потом появились новые штуковины, диковинные, так что даже описать их невозможно тому, кто их не видел, – да что там, многие птицы, которые смотрели на поселение с голых деревьев, не могли их распознать. Одни говорили: «Ну, будто упавшее дерево катится под гору», а другие возражали: «Нет, будто Олень попал в бурелом и пытается высвободиться». А те, кто отказывался их распознавать, просто пожимали плечами и улетали прочь. Дарр Дубраули тоже не мог их описать, но отлично понял, зачем они нужны: большое и покорное животное тащит деревянную штуку, двуногие тянут его за голову или легонько тыкают в бока своими вечными палками. Так двуногие перемещают грузы, слишком тяжелые, чтобы их просто нести: крупные бревна, камни и другие вещи, которые им зачем-то нужны.

Так же они доставляли в поселение и своих сородичей. Однажды, когда Дарр Дубраули наблюдал за двуногими с высоты, многие вышли из своих убежищ и с радостными криками зашагали рядом с такой повозкой, подталкивая ее вместе с тягловым животным, пока не докатили до одного из домов. Из нее вынесли сородича, который не мог стоять на ногах. Он был такой худой, будто умирал с голоду. Очень бережно двое силачей на глазах у остальных перенесли его в укрытие – Дарр Дубраули вспомнил Оленуху, которую донесли сюда от самой реки. Волосы этого двуногого (Дарр как-то почувствовал, что это самец) были странные и длинные, как у остальных, но не темные и блестящие: его оперенье оказалось белым, как Боярышник по весне. Он огляделся по сторонам, взглянул на небо и на деревья – его взгляд задержался на одинокой Вороне на голой ветке, – а затем скрылся внутри. Дарр Дубраули на дереве и его сородичи на земле смотрели на это укрытие, будто из него сейчас появится нечто невообразимое, но ничего не произошло.

– Лучше возвращаться, – заявил Бродяга, поглядывая на помрак.

Долгими ночами, когда Вороны перепрыгивали с ветки на ветку на своих зимних ночевках, засыпали и просыпались, а Совы кружили на мягких крыльях и охотились на все живое, что рисковало появиться на опушке леса, маленькое поселение между длинным озером и зимними горами молчало. Двери укрытий (для которых у Ворон еще не было слова, как, впрочем, и для понятия «дверь») были заперты на засовы, маленькие окошки – закрыты ставнями; животные согревали жителей, и по ночам, когда двуногие спали в обнимку, огни гасили так, чтобы можно было их заново развести поутру, подбросив веток, соломы или кизяков. Из отверстий в крышах к звездам поднимался дымок. В укрытиях наборматывали сказки и зачинали детей, ели копченое и вяленое мясо Оленей и других зверей; матери разжевывали его для своих малышей. В самые холодные ночи было слышно, как перекликаются на горе рыжие Волки; когда приблизилась весна, а голод стал нестерпимым, они спускались по ночам, чтобы бродить среди дыма и домов, обнюхивать двери, и двуногие тоже их чуяли.

Со временем ночи стали короче. Люди выходили из своих домов на рассвете навстречу туману и священному солнцу, чтобы трудиться и строить.

Так миновали холодные луны, хоть Вороны их и не считали: они не рассуждают, откуда появляются луны, куда исчезают и сколько их вообще. Вороны отлично знают, как дни становятся длинней, а солнце поднимается все выше, знают, когда зима и вправду уходит, чтобы уже не вернуться; знают не только по приметам леса и погоды, но и по себе: тогда в груди закипает некое безумие, и оно крепнет день ото дня, пока птицам не кажется, что такими они были всегда, будто это они понуждают полоумных Зайцев выбираться из нор и биться друг с другом на открытом месте, зеленых Дятлов стучать в стволы мертвых деревьев, а Жаб заводить песни в разбухших прудах.