Ка: Дарр Дубраули в руинах Имра - читать онлайн книгу. Автор: Джон Краули cтр.№ 21

Теперь, сказал ему Певец, и Дарр Дубраули услышал это слово и понял его, хотя знал, что Певец не раскрывал рта. Теперь открой мне свое имя.

Ворона, ответил Дарр Дубраули.

Ворона, повторил Певец, улыбнулся и рассмеялся.

Теперь они с Вороной не просто понимали друг друга, но каким-то образом говорили на одном языке: не так, как беседовали Дарр и Лисья Шапка, а каждый по-своему – но на одном наречии, то ли вороньем, то ли на языке Певца или каком-то другом, непонятно.

Они пришли и забрали ее шкурку, сказал Певец. Она ушла, чтобы вернуть ее, и я боюсь за нее.

Певец протянул руку и взял что-то вроде еще одного котелка, только затянутого сверху голой кожей какого-то животного.

Кто ее забрал? – спросил Дарр Дубраули.

Ты ее друг, проговорил Певец. Я позвал тебя, чтобы ты помог мне найти ее и привести назад.

Дарр хотел спросить: «Назад – откуда?» Но решил, что на «откуда» он получит ответ не полней, чем на «кто». Он сказал: Когда она найдет свою шкурку, то сама вернется домой.

Певец покачал головой из стороны в сторону; Вороны говорят «нет» точно так же. Они хотят заполучить ее шкурку, сказал он, но, больше того, они хотят заполучить ее саму.

Певец взял тонкую длинную кость с крупным выступом на конце и принялся ритмично бить ею по натянутой коже на котелке; звук получился громче, чем ожидал Дарр. «Хотят заполучить ее». Он решил, что ему наконец-то расскажут, чего даже Лисья Шапка не говорила: что Люди, которые охотятся на больших и малых животных, сами для кого-то добыча; что есть хищники, которые питаются Людьми, и больше никем. Но Певец замолчал. Он прикрыл глаза и продолжал бить костью по коже.

Если поможешь, сказал он, я отведу тебя туда, хоть сам и не могу туда войти.

А где это? – спросил Дарр Дубраули.

Певец замялся, и темное жилище, бледный человек, тусклый огонь – все стало тем же, чем было до того, как в котелок полетели сухие листья, хотя Дарр и не заметил, что они изменились; а потом кость вновь ударила, и они снова стали резче, крупнее, больше.

Это царство? – спросил Дарр Дубраули.

Услышав это слово, Певец улыбнулся. Царство, сказал он.

Чье?

Наше, когда мы там.

Под непрестанные удары кости по коже слова трудно было услышать, но проще понимать. Дарр Дубраули спросил: Как далеко?

Я пойду с тобой, сказал Певец, так далеко, как только смогу зайти. Но они не впустят меня. Ты для них чужой, ты пройдешь.

Когда?

Скоро. Сегодня. Сейчас.

В темном, тесном жилище стало еще темней, чем когда Дарр вошел. День клонился к вечеру.

Слишком поздно, сказал он.

Ночь там день, отозвался Певец. Он протянул Дарру длинную белую руку, которая была больше ладони Лисьей Шапки настолько же, насколько лапа Сокола – крупней лапки Дарра. Света хватит, сказал он. Идем.

Однажды Дарр Дубраули сказал мне: «Я помню, как согласился сделать то, о чем он попросил, и как мы с ним вышли из того дома наружу». Но потом сказал: «Нет, я помню, что я не помню: что я не знал. И потом оказалось, так было и будет: я всегда могу вспомнить, как мы вышли и попали туда, в то место, к другим в том царстве, но помню только, что всегда забываю».

Вот что он помнит: полет над распаханной землей Людей, над спинами тех, кто срезает на ней златоглавые травы, – а потом к берегу озера. Певец был там, рядом, мчался так же быстро, как сам Дарр, – но как же такое возможно? Когда Певец ступил на серые озерные волны, Дарр потерял его из виду и решил, что он, наверное, ушел под воду; тут он вспомнил, что Лисья Шапка говорила, мол, матерью Певца была волна на воде, и это, наверное, все объясняет, и да, как только Дарр добрался до острова на озере, он увидел, что мокрый Певец выходит из воды на берег.

В центре острова – раньше Дарр этого не замечал – стояли кругом четыре больших камня, стояли в полный рост, как Люди. Среди этих камней еще один лежал плашмя: он почти утонул в зарослях крапивы и жимолости, а стоячие будто смотрели на него свысока. Певец наклонился к нему так низко, что почти коснулся его подбородком, охватил его руками, нащупывая, за что бы взяться. С долгим криком он поднял огромный камень и, пошатываясь, отодвинул его в сторону. Дарр Дубраули сидел на ветке Ольхи неподалеку и смотрел на это… даже не скажешь «не веря своим глазам», потому что Вороны всегда верят тому, что видят. Просто смотрел.

Под камнем вместо сырой земли и червячков оказалась яма, а насколько глубокая, Дарр не смог рассмотреть. Певец снова склонился и заглянул в яму, словно оценивая ее, а ветер из глубины растрепал ему волосы. Певец казался тощим и белым, как рыба. Он уселся на краю ямы, подоткнул края набедренной повязки и соскользнул вниз.

Идем, позвал он Дарра или, может, только посмотрел туда, где тот сидел. Дарр подождал в надежде на то, что этот приказ вдруг станет понятней. «Идем?»

Входи, сказал Певец и сам двинулся вниз. Яма была глубокая, и вскоре на виду осталась только его голова.

Я не могу туда, сказал Дарр Дубраули. От одной мысли о затхлой земляной тьме у него встопорщились перья.

Можешь. Должен.

Певец окончательно скрылся из виду. Дарр Дубраули спланировал на край ямы – в таком смятении, какого не знал никогда прежде, – и опустил голову. Тьма внизу оказалась гуще и непроглядней всякой другой, в какую он только вглядывался. Темней, чем оперенье его матери, темней, чем внутренняя сторона век, сомкнутых ночью.

Быстрей, услышал он голос Певца.

Не могу. Я ничего не вижу в темноте. Я же не Сова.

Тут нет тьмы, сказал Певец. Идем.

Из черноты вынырнула белая рука Певца, и Дарру показалось, будто он видит где-то в глубине блеск его глаз. С отчаянным криком он спрыгнул с края на ладонь Певца и опустился на ней в слепоту.

Под небом и вправду оказалось довольно светло (как они очутились под небом, он уже не помнит), впрочем, ему представлялось, что в это небо не взлетишь. Дарр держался пониже, словно боялся, что врежется в него, если поднимется слишком высоко. Внизу Певец огромными шагами мчался по вересковой пустоши, но следа в траве за ним не оставалось.

Затем на выгнутом краю земли появился густой лес, конца и края которого они не видели (Певец теперь оказался рядом с ним, но и внизу на земле тоже). Сколько ни лети, внизу всегда будет то же самое – лес, густой, темный, неприветливый, как яма в земле, куда он спрыгнул. Дарр надеялся, что Лисья Шапка заблудилась где-то в другом месте, но чувствовал, что именно здесь; и Певец то ли тянул его, то ли давил, понуждая войти.

Но теперь, когда Дарр подлетел ближе, лес уже не казался таким унылым. Он открылся перед ними, зеленый, залитый солнцем (но ведь когда они отправились в путь, год уже шел к зиме?). Путь в лес был открыт и прост, по нему они и двинулись. На опушке у поля одиноко стоял высокий Дуб.