— Ты считаешь, я могу тебе безоговорочно верить?
— Разве ты не получил достаточно доказательств моей службы на русского царя?
— Я получил только твои слова. А сказать ты можешь все что угодно.
— Что ж, ты прав. Не знаю, по какой причине князь Серебряный не поведал тебе обо мне, но раз так, то так. Ты можешь не верить мне, считать, что я верный Юнису человек, в Азове так считают все, можешь пытать меня, и это будет оправдано. Даже казнить и увести дружину в другое место, в ту же станицу Дугановка, к сотнику Лунину. Делай, как посчитаешь нужным, но прошу, выслушай меня.
Савельев задумался, взвешивая все «за» и «против» доверия этому турку. Пришел к выводу, что выслушать стоит, а потом решить, как поступить. Дозоры врага не видят, значит, больших сил в Кельбереке нет, их выдвижение наблюдатели заметили бы. Так что увести дружину он сумеет, а там казаки прикроют. Прибить же турка никогда не поздно. Для того и Горбуна звать не надо. Он, этот Айкут Енги, если и имеет, то нож, а это против русского ратника в ближнем бою оружие слабое даже в умелых руках.
— Хорошо, говори, послушаю, — кивнул князь.
— Освети схему.
Савельев поднял факел, который забрал у ратника, и турок начал объяснять:
— Не знаю, да и не мое это дело, как ты собираешься проникнуть в крепость, но то сделать будет трудно. Русских в Азове нет, если только среди полонян. На ратников сразу обратят внимание. Единственно, что возможно, так это дерзкое нападение…
— Ты о своем говори, о своем сам думать буду, — прервал его Савельев.
— Хорошо. Чтобы вызвать сильные разрушения в крепости, гибель гарнизона, порта с судами, подорвать склады, арсенал и в дальнейшем новые склады, в которых складывался порох, надо выйти вот сюда. — Енги показал на поставленный у обозначения здания крест.
— Что там? — спросил Дмитрий.
— Раньше это была конюшня наместника города. Как видишь, она рядом с дворцом. Юнис-бей, повелев огородить дворец, сделал себе усадьбу. Теперь его охраняет сотня под началом верного сотника Каплана, стоящая за городьбой. Это важно, потому что сейчас в здании конюшни размещен самый крупный склад с порохом, а главное, там лежат большие осадные орудия, ядра к ним. Здание имеет размеры где-то восемьдесят на тридцать саженей. Западной стороной оно примыкает к крепостной стене, южной — недалеко от нее, там, в этой пристройке, тоже бочонки с порохом. Если подрыв провести там, то на воздух взлетит и дворец, и порт, а вот восточная часть крепости и посад нет. На время, конечно, но время достаточное, чтобы простой люд бежал из Азова. А жители города, в большинстве своем, собраны и готовы бежать, потому как прекрасно понимают, что все погибнут при взрыве того количества пороха, что сейчас собран в крепости. Народ уйдет, в этом я не сомневаюсь.
— Я возьму схему, — сказал Савельев.
— Бери, для тебя и делана, — кивнул Енги.
— Значит, если подойти к конюшне, то можно считать дело сделанным? Подорвать порох труда не составит. При этом охранная сотня дворца будет за городьбой, так?
— Да.
— А что, к конюшне охрана не выставляется?
— Как же не выставляется, там три десятка охранной сотни поочередно службу несут. В каждом карауле до двенадцати ратников, это три смены по четыре человека.
— То есть к конюшне выходят четыре человека?
— Да, два перед воротами, два в пристройке с севера. Вооружены саблями. Смена длится два часа, но недалеко помещение караула, в ближнем у купца доме, что рядом с городьбой дворца. На схеме он помечен. Одно тебе следует учесть, те, кого ты пошлешь к конюшне, при подрыве не выживут. Им никак не уйти. Не успеют.
— Это мы еще посмотрим.
— Почему не интересуешься Восточной или Посадской улицей? Это же самый безопасный путь подхода и ко дворцу, и к порту, и к конюшне.
— Не интересуюсь, значит, неинтересен мне этот путь.
— Ну, да ладно. То, что надо, я тебе передал. Да, еще, самое удобное для дела время после утренней молитвы. У меня все!
— Я провожу тебя.
— Проводи, дозоры дружины несут службу крепко. Не то, что в Азове. Мои соплеменники слишком беспечны, за то и будут наказаны. Если, конечно, будут.
— Идем, — кивнул Савельев.
Он вывел турка к южной стороне. Дальше тот пошел пешком. Но, скорее всего, где-то неподалеку у него был конь, все же пять верст — не близко.
Проводив незваного гостя, Дмитрий повернулся и наткнулся на Бессонова:
— Влас?! Какого… ты чего прилип?
— Так глядел, чтобы чего не удумал худого этот турок.
— Значит, оберегал меня?
— А как же? Без воеводы и дружины нет.
— Ладно, — улыбнулся Савельев, — идем в подвал, охранник.
Когда они зашли в подвал воеводы, все одновременно с немым вопросом посмотрели на князя.
Он присел на лавку, рассказал о турке, выложил схему, переданную Айкутом Енги.
— Вот еще повод думать.
— А чего он приходил-то? — спросил Бессонов.
— Помогать нам. Он все знает о нашей дружине, о казаках станицы Дугановка, о задании.
— Но откуда?
— Говорил, от князя Серебряного.
— Ничего не понял. — Гордей был в растерянности. — А воеводу-то откуда знает?
— Объяснил, мол, уже давно служит царю нашему, Ивану Васильевичу.
— Дела. А если врет осман?
— Я тоже об этом думал. Но… если бы Юнис-бею было известно о том, что рядом с Азовом встала дружина, которая имеет задание подорвать пороховые склады в крепости и пожечь весь турецкий флот, то стал бы вести такую замысловатую игру? Вот, Гордей, что ты сделал бы на месте наместника Азова в этом случае?
Бессонов ответил, не задумываясь:
— Вывел бы скрытно из крепости сотни две на всякий случай, издали окружил бы Кельберек и разгромил вражескую дружину. Супротив двух сотен янычар мы никак не выстояли бы.
— Верно. Так и должен был поступить Юнис-бей, если… если бы был уверен, что мы уже не запустили в крепость поджигателей. А мы могли это сделать.
— Я, конечно, не воевода и до чина наместника даже захудалого селения не дослужу никогда, но мыслю, если Юнис-бей действительно знал бы о нас, то сумел бы сделать так, чтобы и крепость обезопасить, и дружину уничтожить, — проговорил Баймак.
— Как? — спросил Гордей.
— А поначалу вывел бы из крепости сотни для окружения Кельберека, а потом всеми имеющимися силами прикрыл бы склады с порохом. Народу у него так много, что хватило бы выставить пост в каждый двор. И тогда поджигатели ничего не смогли бы сделать. Их схватили бы, а дружину после побили.
Савельев задумался. После сказал: