Дочь часовых дел мастера - читать онлайн книгу. Автор: Кейт Мортон cтр.№ 100

– Изумительной. Красивой, веселой, а иногда насмешливой и резкой, но только не с нами. Ни дать ни взять Лорен Бэколл, если бы Бэколл была не звездой Голливуда, а журналисткой и жила в сороковых в Лондоне. Она всегда ходила в брюках. Любила моего отца. А еще любила Беа, Рыжа и меня.

– И так и не вышла больше замуж?

– Нет. Но у нее были друзья. Много друзей – все люди театра, и все помнили его. Ее страстью была переписка, она вечно кому-то писала или отвечала на письма. Такой я ее и помню: сидит за столом и пишет, пишет.

Элоди пригласила Типа наверх на чашку чая; с прошлых выходных, когда она видела его в последний раз, набралось много вопросов, которые она хотела ему задать, особенно после того, как Пиппа отдала ей фотографию Кэролайн. Она показала снимок и объяснила, где и когда он был сделан, пристально наблюдая за реакцией Типа.

– Ты не знаешь, где они сидят?

Он покачал головой:

– Подробностей маловато. Где угодно.

Но Элоди, уверенная, что он темнит, сказала:

– Мне кажется, она предложила ему заехать в Берчвуд-Мэнор на пути в Лондон. Этот дом много значил для нее, и этот человек, видимо, тоже.

Тип отвел глаза и протянул ей фотографию:

– Поговори об этом со своим папой.

– Чтобы совсем его доконать? Ты же знаешь, он ее имени до сих пор без слез слышать не может.

– Он ее любил. А она любила его. Ближе друга, чем он, у нее не было.

– Но она его предала.

– Откуда тебе знать?

– Я не ребенок, Тип.

– Значит, ты видела достаточно, чтобы понимать: жизнь – сложная штука. И многое в ней оказывается совсем не тем, чем представлялось.

Эти слова напомнили ей уклончивую фразу на ту же тему, произнесенную давным-давно ее отцом: жизнь длинна, а быть человеком трудно.

Они заговорили о другом, но, уходя, Тип повторил: поговори с отцом. Повторил так настойчиво, словно давал инструкцию.

– Он тебя удивит, вот увидишь.

Элоди пока не знала, последует она его совету или нет, но твердо вознамерилась сходить к самому Типу, как только вернется в Лондон. В четверг она так и не решилась задать ему вопрос о женщине в белом – дружба дружбой, а для одного дня волнений старику хватит; но сегодня утром, за завтраком, просматривая статьи Джульетты, она вдруг зацепилась глазом за одну деталь, которая ее поразила.

Пошелестев страничками из старой папки, она отыскала нужную статью. Почти все «Письма из провинции» были посвящены местным жителям, но попадались и другие, о родных и близких самой Джульетты. Одни трогали, другие печалили; третьи заставляли хохотать до упаду. Джульетта была из тех авторов, чье присутствие ощущается в каждой строке написанного ими текста: каждое слово, каждый оборот принадлежали ей и только ей.

В статье о том, как они с детьми решили приютить бездомную собаку, Джульетта писала: «В доме нас пятеро. Я, трое моих детей и огненноволосая женщина в белом платье, плод бурной фантазии моего сына, настолько реальная для него, что нам приходится сверять с ее мнением каждое решение, касающееся нашей здешней жизни. Зовут ее Берди, и, к счастью для моего сына, она тоже любит собак, правда, предпочитает, чтобы мы обзавелись псом постарше, с устоявшимся темпераментом. Эта мысль, хотя и исходит от существа вымышленного, кажется мне весьма здравой, а потому я не против того, чтобы наше семейство пополнилось Берди и мистером Руфусом – нашим недавним приобретением, девятилетним охотничьим псом, страдающим от артрита: добро пожаловать, живите с нами столько, сколько пожелаете».

Элоди перечитала эти строки еще раз. Джульетта писала о выдуманной подруге сына, чья внешность под ее пером приобретала жуткое сходство с женщиной в белом на том фото – натурщицей Эдварда Рэдклиффа; еще, по словам Джульетты, сын говорил, что «плод его бурной фантазии» носит имя Берди. Письмо, которое Элоди нашла за подкладкой рамки с портретом женщины в белом, было адресовано Джеймсу Стрэттону и подписано двумя буквами: «ББ».

Элоди ни на секунду не поверила в то, что подружка малыша Типа может представлять хоть какой-то интерес для исследователя, но, перечитав во второй раз книгу Леонарда Гилберта, которую дала Пиппа, невольно задумалась, нет ли тут иного объяснения. Что, если в детстве ее двоюродный дед видел не женщину, а картину, даже, быть может, то загадочное полотно, о существовании которого так жарко спорят искусствоведы? В конце концов, в альбоме Рэдклиффа есть наброски, указывающие на то, что он готовился начать новую картину, и ему опять должна была позировать его натурщица, «Лили Миллингтон». Вдруг потерянная картина все это время была в Берчвуде и Тип случайно натолкнулся на нее в детстве?

Незачем звонить ему сейчас с этим вопросом – он редко подходит к телефону, да и номер, который у нее есть, наверное, уже недействителен – на одну цифру короче нынешних. Лучше сходить к нему самой, как только представится возможность.

Элоди зевнула, встала с сиденья под окном и, прихватив книгу Леонарда, растянулась с ней на кровати. Что ж, если нельзя попасть в дом, так хоть почитаем о нем книгу. Любовь самого Леонарда к Берчвуд-Мэнор проступала даже сквозь страницы, посвященные описанию той всепоглощающей страсти, которую питал к дому Рэдклифф.

В книге был снимок дома, сделанный летом 1928 года, когда там обитал Леонард Гилберт. Сад выглядел аккуратнее, чем сейчас; деревья еще не разрослись, и фотограф так выстроил план, что неба почти совсем не было видно. Встречались и другие снимки: изображения лета 1862-го, того самого, которое Рэдклифф и его друзья-художники провели в доме. Они не походили на обычные викторианские портреты. Глядя на них, Элоди все время думала, что эти люди смотрят на нее сквозь толщу лет, наблюдают. Такое же ощущение возникло у нее и в доме – она даже оборачивалась пару раз, уверенная, что найдет рядом Джека.

Какое-то время она еще читала, погрузившись в главу о предполагаемой роли Лили Миллингтон в похищении бриллианта. Она уже видела статью Гилберта, опубликованную им в 1938-м, где он опровергал свою первоначальную теорию, опираясь на новые сведения, полученные из того же «источника, пожелавшего остаться анонимным». Но эту статью мало цитировали, вероятно, потому, что она не предлагала ничего радикального, а лишь запутывала дело добавочными предположениями.

Элоди плохо разбиралась в драгоценностях; даже ради спасения своей жизни она не смогла бы отличить настоящий бриллиант от стеклянной подделки. Ее взгляд скользнул по ее руке, которая как раз лежала на странице книги Гилберта. Надев ей на палец это кольцо с крупным солитером, Алистер сказал, что теперь она никогда его не снимет. И только Элоди подумала, уж не впал ли ее нареченный в романтизм, как он добавил:

– Шутка ли, бриллиант такого размера? Да такой камень застраховать никаких денег не хватит!

Мысль о том, каких сумасшедших денег стоит кольцо, не давала ей покоя ни днем ни ночью. Несмотря на предупреждение Алистера, она, отправляясь на работу, иногда все же снимала его и оставляла дома; коготки, державшие камень в его золотом ложе, цеплялись за хлопковые перчатки, в которых она работала в архиве, и у нее развилась настоящая фобия: она все время представляла себе, как снимает над столом перчатку и перстень, выкатившись из нее, падает в одну из архивных коробок, где исчезает навеки. Еще она долго ломала себе голову над тем, где безопаснее держать его, оставляя дома, пока не сделала выбор в пользу своей детской шкатулки с «драгоценностями», где кольцо часто лежало среди веселых девчачьих сокровищ. В этом выборе ей самой чудилась некая ирония, к тому же прятать сокровище у всех на виду – не притворство ли это?