Секретный агент S-25, или Обреченная любовь - читать онлайн книгу. Автор: Валентин Лавров cтр.№ 46

— А вот вы, господин пристав, изволили справедливо о раздувшихся трупах выразиться. У нас в Пеструхине коновал есть, очень умный. Так он рассказывал: не всякий организм — лошадиный или человеческий — умеет еду переварить. Про лошадей не помню, а про людей он так выразился: если, к примеру, человек мозгами шевелит много или книжки читает, того за столом так распучит, так разнесет, что глаза выскочат, а сам посреди живота лопнет-с — пф-ф!

Пристав Вязалкин слыл человеком ученым. Он важно покачал головой:

— Подобные случаи медицине известны. Но это чаще в старое время происходило, когда народ был проще. А теперь — тьфу! Слизняки, воры и дезертиры. Ну ты, Кузьмич, молодец, захватил двоих субчиков.

— Троих!

— Разве? А приказывали двоих ловить.

— Примазался жид — третий!

— Поздравляю, Кузьмич, отличился! К награде представлю.

Фроська заботливо суетилась возле пристава:

— Уж как хотите, но пироги скоро поспеют, местечко в организме для них оставьте.

Пристав тяжело выдохнул, икнул, помолчал, выковыривая вилкой из зубов мясо, и сказал:

— Прогуляться сейчас необходимо, перед пирогами-то. Пусть в организме пища осядет, погрузится глубже, к выходу…

Фроська сладко вздохнула:

— Ах, пироги — объедение! Уж сделайте одолжение, протряситесь основательней…

Пристав приказал:

— Пошли на воздух, Кузьмич. Заодно злодеев посмотрим.

Урядник подхватился:

— Ар-рестантов? Ух, шкур-ры!..

Фроську давно подмывало спросить. Теперь она решилась:

— Господин пристав, на деревне слух пущен, будто обходчика Рытова съели вовсе не волки.

Пристав удивился:

— А кто?

— Сказывают, что он на ночь приютил каких-то дезертиров, а они, Господи, прости, с голода набросились и обходчика сожрали. Наголодались, по лесам шастая, да мозгами помутились.

— В нынешнее время и не таких чудес ждать можно! Народ вовсе испортился. Ну да ладно лясы точить, мы быстро вернемся: пирог что женщина — хорош, пока горячий… Ха-ха!

Фроська забеспокоилась:

— Вы, пожалуйста, не задерживайтесь…

Пристав согласно кивнул:

— И то, такую красавицу уважать надо! Потопали, Кузьмич. Воздух для аппетита что рюмка для обеда.

— Пр-равильно, мудр-ро!

Через десять минут они подходили к волостному правлению.

Село Пеструхино некогда стояло на почтовом тракте. Было оно богатым, с церковью, с торговыми лабазами, постоялыми дворами, тремя школами, пятью трактирами, двумя чайными и почти с тысячью жителей.

Крах, как и для многих других сел и деревень, наступил с проведением железной дороги. Ветка ее прошла в стороне от Пеструхина. И теперь жизнь шумная и богатая сама собой исчезла, как исчезают капли дождя после жарких летних дней. Теперь мимо Пеструхина не тряслись пассажиры в колясках, бричках, ландо, фаэтонах, каретах, кабриолетах, дрогах, телегах в Смоленск, Царство Польское и другие западные земли, не оставляли дорожные люди пеструхинцам рубли и червонцы из своих кошельков.

Волостное правление было построено в годы пестру-хинского расцвета: кирпичное здание об одном этаже с полуподвалом. Но то ли строители чего плохо посчитали, то ли за семь десятков лет здание в землю просело, но только полуподвал превратился в подвал. Чтобы из бывшего окошка, полностью оказавшегося в земле, в помещение не струились водяные потоки, его замуровали камнями и замазали портланд-цементом. И теперь уже в подвале получилась прекрасная тюрьма: без окон, зато с единственной дверью, в которой понизу были проделаны круглые отверстия размером в два пальца — для тока воздуха.

Летом здесь даже в самые жаркие дни было так прохладно, что не портилось молоко, а зимой и вовсе царил лютый холод.

Вот в этот тюремный подвал, имевший единственные нары, роль которых исполняла старинная дубовая кровать с резными спинками и не покрытая даже одеялом, спустили наших героев.

Урядник Свистунов хотел своевременно распорядиться о питании для несчастных, но в суматохе собственного застолья забыл об этом пустяке. И вот теперь узники сидели в лютом холоде и неприятном голоде.

Впрочем, времени узники попусту не тратили.

Семен Бочкарев, убедившись, что за ними стражники в дверной глазок не наблюдают, снял шинель, отслоил подкладку и вытащил крошечного размера вечное перо и бланк начальника Московского военного округа с круглой печатью и затейливой подписью генерала Николая Яковлевича Гарденина. В бланке на «ремингтоне» было напечатано, что такой-то (пропуск) выполняет важное секретное задание охранки и начальники всех рангов обязаны оказывать всяческое содействие. Тут же стояла круглая печать с орлом.

Расправив бланки, довольно красивым, каллиграфическим почерком Бочкарев вписал фамилии Бабушкина и Сидорука. Протянул документы новым владельцам.

— Теперь на законном основании вы можете гоняться за дезертирами и шпионами, а также иметь при себе оружие. Поздравляю вас!

Факторович расцвел от счастья:

— Моя Рива всегда мне говорила: Лейба, тебе обязательно повезет. И вот такое счастье, я больше не дезертир, а как бы даже немного начальник. Пусть временно меня зовут Сидорук, это даже приятно.

* * *

Когда стражник со штыком на винтовке пропустил начальство, а урядник Свистунов, погремев связкой ключей, открыл дверь в тюремный подвал, все трое арестантов лежали на кровати и даже не соизволили подняться при виде высокого начальства.

Возмущенный урядник Свистунов, перепутав команды, заорал:

— Стр-ройся!

Но троица продолжала лежать. Пристав Вязалкин, озадаченный таким поведением арестантов, гневно заорал:

— Встать, собаки!

Соколов строго поглядел на пристава:

— Молчать!

Пристав несколько секунд размышлял, как поступить в подобном случае. На всякий случай для начала решил употребить легкое средство — взять на испуг. Он заорал:

— Встать, дезертиры! Когда родина напрягает все силы в борьбе, они бегут с фронта. Утром отправлю вас в Смоленск. Там всех вас ждет военно-полевой суд и расстрел. Негодяи, смутьяны!

Урядник согласно кивнул, погрозил кровати кулаком:

— Архар-ровцы!

Соколов вдруг вскочил на ноги и сделал это столь неожиданно, что пристав побледнел, а урядник невольно шарахнулся к дверям. Гений сыска, буравя Вязалкина своим знаменитым парализующим взглядом, медленно наступая, произнес: