Игра в жизнь - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Юрский cтр.№ 59

Так наступил 58-й год.

Важная особенность работы Товстоногова в те годы – пружинистый ритм, отличавший его от привычек всех больших театров. Везде почти, по примеру позднего Станиславского, репетировали по полгода, по году, а то и более. У нас, в БДТ (я уже упомянул, но подчеркну), «В поисках радости» начали 1 октября – премьера 5 декабря. 10 декабря «Идиот» вышел на сцену, и к Новому году была премьера. А 22 марта уже вышла следующая товстоноговская постановка «Синьор Марио пишет комедию», пьеса Альдо Николаи.

Это был, говоря закулисным жаргоном, шлягер. На первом плане (Г. А. впервые использовал пространство перед занавесом, оркестровую яму накрыли деревянным настилом и играли на этом покрытии) – на первом плане шла реальная жизнь семьи драматурга Марио Арманди. А сзади, собственно на сцене, был сделан помост, и на этом возвышении игралась весьма «чувствительная» пьеса, которую Марио сочиняет. Оба действия шли то чередуясь, то параллельно. Публике нравилась необычность формы. И еще нравилась непривычная тогда «заграничность» имен, костюмов, гримов. Нравились актеры. И еще нравился – тут уж придется похвастаться, – еще нравился большой рок-н-ролл, который плясали мы с Валей Николаевой. Ах, какие распущенные дети были у синьора Марио – они не хотели учиться, они не хотели трудиться, они хотели иметь много денег и целый день танцевать рок-н-ролл. Весть об этой жуткой пляске глухо доносилась с развратного Запада (1958 год!), у нас на танцплощадках тоже пытались подрыгивать, хотя это строго запрещалось, но чтобы на сцене, в солидном театре, со всеми акробатическими па похабного танца… Впечатляло!

Марио играл Ефим Захарович Копелян, его жену Ренату – Мария Александровна Призван-Соколова. По пьесе у них были сложные конфликтные отношения, и они очень достоверно и обаятельно играли свои роли. Ефим Захарович с его спокойной, совсем не театральной речью, с его трубкой у рта, с его умными глазами именно после этой роли получил прозвище «русский Жан Габен».

У нас с Валей роли были служебные. Текст моего Пино умещался на двух страничках. Но Гога терпеть не мог на сцене ничего, лишенного выдумки, изюминки. И к тому же (опять похвастаюсь) он в меня уже верил. Он мне прямо сказал: «Роли нет. Есть обозначение – бездельник, нахал, беда своих родителей. Делайте с ним, что хотите. Придумайте что-нибудь. Вот познакомьтесь – он вам поможет».

Невысокий черноголовый человек был иностранцем. Режиссер-стажер из Венгрии по имени Карой Казимир – в будущем многолетний художественный руководитель известного будапештского театра «Талия». (Как это все-таки получалось, что все соприкасавшиеся с Товстоноговым становились потом знаменитостями? Особенность времени, мощь советской империи, которую он представлял? Или сила его личности?)

– Кого ты играешь? – спросил меня Казимир.

– Пино.

Казимир закрыл рот ладонью и захохотал.

– Это серьезно? Нет, правда? Не может быть! Как его зовут?

– Пино.

Карой опять хохочет и смущенно поглядывает на Валю Николаеву. «Пино» по-венгерски совершенно неприличное слово.

Нам придали радиста, радисту придали пленку с самым популярным роком – «One, two, three, four, five», и мы начали ежедневные занятия. На танце, на пантомиме и построились наши с Валей роли.

Спектакль шел с неизменным успехом. Шел часто. За три года мы сыграли его 151 раз. Показали на Урале, в Тбилиси. Потом в Москве. Идеологически спектакль считался не вполне выдержанным. Партийные органы сомневались, но, хоть тресни, он так нравился партийным органам, и особенно женам и дочерям органов, что на «чуждую мораль» закрывали глаза. В конце концов, это не у нас, а в Италии. Вот и полюбуемся на их беды!

Для меня сезон 57–58 стал сезоном радостей и успеха. На гастролях в Свердловске появилась первая в моей жизни персональная рецензия. Статью написал молодой журналист, и ее публикацию мы совместно отметили в кафе «Уральские пельмени». Звали журналиста Юра Мелентьев, и впоследствии он стал… министром культуры РСФСР. Роль Пино и мои танцы-пантомимы привлекли внимание киношников. В результате проб я был утвержден на первую в жизни главную роль в фильме «Человек ниоткуда» у молодого Эльдара Рязанова.

Я сознательно описываю столь подробно этот первый год в БДТ. Жизнь в стране, пробуждающейся от ужаса, работа в театре, который перелетал, как на крыльях, от вершины к вершине, – это незабываемое ощущение, целиком связанное с именем, с внешностью, с голосом, с силой того, чье мнение было во всех вопросах главным и решающим, – с именем Георгия Александровича Товстоногова.

Премьера перетекала в премьеру, и казалось, нет конца неожиданным и точным решениям нашего Главного. Ошеломляющим открытием было появление на нашей сцене пьесы Александра Володина «Пять вечеров». Подчеркнутая камерность, приглушенность красок и голосов, небывалая естественность поведения актеров на сцене – Шарко, Копелян, Макарова, Лавров, Кузнецов, – прорвавшаяся на подмостки правда о печали нашей жизни. Замерли в ожидании – разрешат ли? Пойдет ли публика? И… опять случилось! И разрешили, и публика приняла.

Был срыв, неудача – затея с пьесой «Трасса» И. Дворецкого. Увлеклись: гигантская декорация, вся труппа на сцене, настоящий снег, настоящие деревья… – «эпохалка»! Спектакль шел на премьере около 6 часов (!) и… провалился. У Гоги хватило мужества не настаивать и решительно снять его после восьмого представления. Неудача не сбила с ритма. Наоборот – откровенность, с которой была признана ошибка, только укрепила доверие к худруку.

Как козырные карты выходили спектакли этого периода – «Океан» А. Штейна, «Четвертый» К. Симонова, «Божественная комедия» И. Штока, «Иркутская история» А. Арбузова. Абсолютным достижением стали «Варвары» Горького. Невероятно и удивительно слились здесь в сложнейшей многофигурной композиции и коренные старики бэдэтэвцы, и молодые, и пришлые. Поразил всех Павел Луспекаев, перешедший к нам из Киева. Такого подлинного, непоказного темперамента, такой мощной мужской фактуры при подробнейшей психологической проработке каждого куска не видывали еще ни партнеры, ни зрители. А рядом Казико, Полицеймако, Стржельчик, Шарко, «купающиеся» в своих ролях. Первое и ослепительное явление Тани Дорониной. Пришедшие из других театров, знаменитые, но здесь обретающие новое, более мощное дыхание Евгений Лебедев, Эмилия Попова. Я был введен в спектакль позднее, но счастлив, что пожил на сцене в этом ансамбле. И все двигалось к главной вершине этого периода, расколовшей критику и зрителей на «своих» и «чужих», ставшей не только театральным, но и социальным явлением, – театр двигался к постановке «Горе от ума».

Так начиналось. В непрерывном восхождении. В единстве! В абсолютном доверии друг к другу. Так было в БДТ имени Горького под руководством Г. А. Товстоногова при начале шестидесятых.

Очень важно помнить это, потому что потом, когда сам театр и отношения внутри него станут меняться, когда придут разочарования, когда придут усталость и нетерпимость, необходимо будет, обернувшись назад, повторять вслух и про себя: «Не зря, не зря это было! И это действительно было! Это не казалось!»