Ладья - читать онлайн книгу. Автор: Дэниел О’Мэлли cтр.№ 120

– Э-э, да, наверное.

– О, уж наверняка, даже больше, чем миссис Грантчестер, и все же… – ее тон стал задумчивым, – точно не скажешь. Неудивительно, что она всегда так не рада его видеть.

И это была правда: наша хозяйка вытянулась, как струна, а улыбка на ее лице стала триумфом воли над эффектами косметического ботокса.

– Она в самом деле любит красивую жизнь, это видно, да? – заметил Ричард. – Честно говоря, я удивлен, что они завели ребенка. У них ведь такой милый дом, и он совсем не приспособлен для детей. – Он нежно переложил маленького Генри в руки испуганной горничной.

– Ну, наверное, это единственный аксессуар, которого у них не было, – ответила Филлипа. – Просто не знаю, как ребенок будет сочетаться со всей этой роскошной жизнью. Я не представляю, как они будут реагировать, когда ребенка вырвет на ковер тортом, который ему испекли на день рождения.

– Я уже извинился за это, мам, – сказал Ричард. – И это было пятнадцать лет назад.

– Знаю, милый, и я тебя простила почти сразу же, но пятно до сих пор там осталось. А сейчас, Мифани, мы бы были очень рады, если бы ты как-нибудь пришла к нам на ужин.

– О, боже, звучит очень здорово, – пробормотала я, отхлебнув шампанского, чтобы скрыть свое удивление.

Между членами Правления происходило очень мало неформального общения – оно почти полностью ограничивалось обеденными перерывами и такими рождественскими вечеринками. И я не знала точно, как согласовать его с моей предстоящей амнезией.

– Мы и Алрича тоже пригласим, – добавила она. – Он выглядит таким худеньким.

Услышав это, я чуть не выплюнула свой коктейль, но ограничилась тем, чтобы просто поперхнуться. Филлипа похлопала меня по спине и протянула салфетку. После этого я осторожно сделала еще глоток и продолжила слушать, как обычные люди анализируют жизни моих необычных коллег. Ричард указал на странность Гештальтов, а затем они с матерью сошлись на том, что Габбинс был человеком довольно славным. Когда к нам подошел близнец Ричарда, Лук, я вдруг обнаружила, что оказалась полностью окружена семьей Экхарта. И слушая их болтовню, мне внезапно захотелось плакать.

То, что вечеринка получится неловкой, было, в общем-то, неизбежно. По крайней мере для Гештальта, Габбинса и меня – трех членов Правления, которые выросли в Имении. Уоттлмен это предвосхитил. Фарриер, Грантчестер и Экхарт обнаружили свои способности в более позднем возрасте. А Алрич занимался своим делом уже более столетия. Они все знали, каково это – быть личностью, а не инструментом. Но те из нас, кто воспитывался с тем, чтобы быть, в первую очередь, активом, во вторую – воином, а людьми – если на это останется время, постоянно испытывали трудности в обычном общении.

О чем нам еще разговаривать, кроме работы? Что одно из тел Гештальта недавно вернулось из годового отпуска в Америке, где получило диплом по управлению, пока остальные три одновременно выполняли задачи по всей Британии? Или что Габбинс страдает от тяжелой депрессии с тех пор, как отправил пятерых мужчин и семерых женщин на смерть в одну из квартир в Ватикане? Что же касается меня, то тут всегда есть увлекательная тема надвигающейся гибели моей личности – еще и спланированной кем-то из присутствующих в этой самой комнате!

Я смотрела на этих людей и завидовала им всем – даже слюнявому младенцу. Нет, особенно слюнявому младенцу. Обычные люди могут свободно проживать свои жизни со всеми их мелкими трудностями и испытаниями, в полной уверенности, что сверхъестественное не встанет у них на пути. Господи, да им даже не нужно верить в это сверхъестественное. Это наша задача с ним разбираться. А другие члены Правления – те, кто здесь сидел, пил напитки и ел канапе, – даже они обладали большей свободой, чем я. Ведь насколько они знали, их ждало хорошее будущее – даже лучше настоящего. Я же знала, что моя жизнь оборвется. И оборвется скоро, когда будет лить дождь.

Шахи не похожи на семью. Ведь даже в самых неблагополучных семьях никто не отправляет своих братьев и сестер в опасные места и не заставляет сталкиваться со всякими бесчинствами, зная, что эти братья и сестры, вероятнее всего, погибнут в ужасных муках. Никто не расчленяет тела своих старших родственников, не включает каждый их кусочек в каталог и не уничтожает их – чтобы от них не осталось ничего, кроме имени на страницах документов.

Нет, мы точно не семья.

Но мы должны быть командой. Может, мы и не нравимся друг другу, но нам следует друг друга уважать и быть верными. Когда попадаешь в Имение, это единственное, что тебе обещают. Что среди Шахов ты можешь доверять тем, кто рядом с тобой.

Оглядев своих товарищей, я почувствовала боль от предательства еще сильнее, чем когда-либо. Я всегда считала собрания вроде этого приятной выдумкой, но сегодняшние любезности были откровенной ложью. Мы улыбались друг другу и болтали о погоде, но в это время один из моих коллег готовился меня уничтожить.

Кто же это был? Я смотрела на них и думала. У кого из них была сила отнять мои воспоминания?

Фарриер? Могла ли она их стереть? Ее способность проникать в разум и делать там, что ей вздумается, делала ее наиболее вероятным кандидатом, но она была передо мной в долгу. Исследование ее жизни, которое я вела, открыло несколько несостыковок, которыми я и занялась. Она нажила себе страшных врагов в последнем военном конфликте, и те недавно сумели ее выследить. На прошлой неделе они пытались убить ее семью, но я остановила их, отправив с этим заданием баргестов. Незаконно. Она знала, что передо мной в долгу, и поскольку я доказала ей свою верность, было маловероятно, что она хотела теперь устроить на меня нападение.

Алрич? Никто точно не знал, каковы были его способности и где они ограничивались. Мы знаем, что вампиры обладают удивительными умственными способностями, в том числе умеют гипнотизировать своих жертв. Но чем бы ему не угодила я? Материалов на него имелось предостаточно – его следы можно было найти на множестве грязных пирогов, но все его деяния лежали исключительно в интересах Шахов. Не было ни единого намека на то, что он мог оказаться предателем.

То же можно было сказать обо всех остальных. Преступления можно было совершить и тщательно скрыть, но мне не удавалось найти никаких признаков этого, за исключением обычной человеческой мерзости. Несмотря на все усилия, ответов у меня так и нет.

С любовью,

Я

У Мифани даже не было воздуха, чтобы закричать, хотя ей хотелось, и очень сильно.

«Как будто тебя рожают, только наоборот», – подумала она, прежде чем ее охватила паника.

Повсюду вокруг, сдавливая ее, пульсировала плоть. Ей обжигало кожу, а чувства – не обычные, а те, которыми обладала только Мифани Томас, – оказались перегружены и зашкаливали.

Импульсы десятков нервных систем кричали внутри ее мозга и боролись между собой. Это было похоже на колонию в Бате, только там тела и сознания находились под наркозом, поэтому были относительно податливы. Здесь же их хлестали, пленили, сжимали в кучу. И то же куб пытался проделать с Мифани.