Волгари - читать онлайн книгу. Автор: Николай Коняев cтр.№ 64

Долго толкался Семён на Красной площади среди торговцев, смотрел, кому с меньшей потерей отдать. Тут подошёл к нему человек.

— Я есть Николай Витсен... — сказал он. — Я бы купиль выгодно твоё сукно.

— Так покупай! — сказал Дежнёв. — Мне бы только не очень в убыток.

— Я с выгодой тебе купить буду! — сказал Витсен. — Но я должень иметь разговор о твоём плаваньи.

Перестал улыбаться Дежнёв. Хмурым стало лицо. Нагнулся и снова тяжёлый тюк взвалил на плечи.

— Послюшай! Подожди, казак! Зачему ты уходить?

— Нельзя нам разговаривать о походах, — ответил Дежнёв. — Не велят.

— Но послушаль! Никто не узнай, что мы говори ль.

— Потому и нельзя... — сказал Дежнёв.

И ушёл прочь от чересчур любознательного чужеземца.

Сукно он, слава Богу, продал. И вообще удачной оказалась для него поездка в белокаменную, потому как перед отъездом пожаловали его в казачьи атаманы с годовым окладом в девять рублей, семь четвертей ржи, четыре четверти овса да ещё два с половиной пуда соли... Всего, чего хотел, достиг в Москве Семён Иванович Дежнёв. Вот только так и не узнал он, что же всё-таки совершил в своей жизни...

Лишь столетие спустя отыщет академик Миллер в архиве якутской приказной избы отчёт о плавании Семёна Дежнёва, прошедшего из Северного Ледовитого океана в Тихий океан через пролив, который назван сейчас именем Беринга.

«Сие известие об обходе Чукотского носу, — напишет Миллер в донесении Адмиралтейств-коллегии, — такой важности есть, что оное паче вышеписанных примечания достойно, ибо известие есть, что прежде никогда подлинно не знали, не соединяется ли в сем месте Азия с Америкою, которое сомнение и к первому отправлению господина командора Беринга на Камчатку причину подало. А ныне в том уже никакого сомнения больше не имеется».

Недоверчиво слушали тогда адмиралы это сообщение академика Герарда Миллера. Невероятной казалась адмиралам сама возможность такого плавания. Впрочем, тогда, 20 декабря 1737 года, уже очень многое из прежней истории России казалось невероятным...

Короткий зимний день клонился уже к вечеру, когда по затвердевшему снегу подкатили к обгорелой келье Епифания сани. Заиндевевший от мороза мужик вылез из них и, стащив с головы шапку, размашисто перекрестился.

— Господи Исусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас! — громко проговорил он, и эхом раскатились слова молитвы в морозной тишине поляны.

— Аминь... — отозвался из избушки голос.

Мужик отряхнул шапкой снег с валенок и толкнул обугленную дверь.

Келья невелика была, но чиста. Видно, сюда и не заглядывало бушевавшее с улицы пламя. Большую часть кельи занимала печь. Стол стоял здесь, лавка. На лавке монах сидел и строгал кляпичком доску. Падали на пол стружки.

— Мир дому твоему, святый отче... — перекрестившись, сказал мужик.

— С миром принимаю... — отвечал монах, не прерывая работы.

— Хлеба я тебе привёз, святый отец... — проговорил мужик. — Да четверик ржи...

— Спаси Господи...

— Я тебе и денег ещё дам. Сделай крест мне.

— Не надобно денег! — монах отложил рукоделие. — Которым ты образом прислан ко мне, грешному? Далече ли живёшь, православной?

— Зимой, отче, вёрст сорок будет... А если летом, то и поболее. Болота непроходимые, огибать надо.

— Чего же, поближе мастеров не нашлось?

— Почему нет? — ответил мужик. — Есть и в наших краях грамотные люди. Только мне велено у тебя крест сделать, если Епифаний ты.

Стряхнул монах стружки с коленей. Встал.

— Погоди рассказывать... — сказал. — В тую половину пойдём.

И шагнул в чистую комнату.

Этот покой ещё меньше был. На обтёсанной белой стене укреплён был чеканенный на меди образ Божьей Матери. Ярко сиял он, хотя не так уж много зимнего света проникало в затянутое бычьим пузырём оконце.

— Рассказывай теперь про крест свой... — сотворив молитву, сказал монах.

— Имею я у себя, святый отец, и жену, и чада, и деревню пашенную... — усевшись рядом с Епифанием, начал рассказ мужик. — И по лесам хожу, зверя ловлю всякого, птицу. А два лета назад опустел лес. Не токмо уловить, но и видети ничего не стало. Ни оленя, ни лисицы, ни куницы, ни зайца, ни тетерева. И нападе на меня печаль и уныние горькое. И прииде на ум тогда, святый отче, такая мысль. Есть близ нашей деревни остров, где мы скотину пасём. Зело красив и велик этот остров. И многие люди говаривали, что достойно-де на сем острове быти пустыни или монастырю и церкве. Или хотя бы какой богомолец крест поставил, тоже бы добро было. И вспомнилось мне в лесу тогда это слово. И пало на сердце, и огнём божественным душу запалило. И возвёл я очи на небо, перекрестил лицо Христовым знамением и сказал: «Господи Исусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго, дай ми лов днесь какой-нибудь... А я, грешный, Тебе на острове крест поставлю на славу Тебе, свету, и на поклонение православным христианам!» И только я сказал это, вижу барана! Стоит он посреди глухого леса и смотрит на меня. Взял я барана за рога и свёл в деревню... Не дивно было бы, святой отец, если бы лисицу мне Бог послал. А барану-то откуда в глухом лесу взяться? Никаких деревень там вокруг нет... И начал я опять промышлять с той поры. Каждый раз находил себе зверя. А про обещание, данное Богу нашему, позабыл маленько. И вот два года с той поры прошло... Возлёг я опочинути от труда деревеньского, и входит ко мне в избу муж светолепен. Сам бел и ризы на нём белые. Встал предо мною и рече: «Человече, что, забыл еси обещание своё?..»

Мужик замолчал. Положив тяжёлые руки на колени, прикрыл глаза, словно пытаясь снова увидеть своё чудесное видение.

— Ответил я тогда: «Отче! Не умею я креста сделать!» А тот муж и говорит мне: «Иди на Сунуреку, на Виданьский остров. Там, в пустыни, соловецкий старец живёт. Именем Епифаний. Он тебе сделает крест...» И невидим стал муж той, святолепный. Ну а я бревно подобрал, в избу себе затащил, обрусил его как положено. А сейчас к тебе привёз... Сотвори милость, Христа ради. Построй крест мне...

Много лет, много зим прошло с той поры, как покинул инок Епифаний Соловецкий монастырь. Вначале у старца в пустыньке жил, потом свою келью поставил, безмолвия ради... Шесть лет уже здесь один жил.

Бесы частенько в пустыньку наведывались. Пакости всякие устраивали, пожары... Сражался с ними... Когда невмоготу становилось, молил Епифаний Пресвятую Богородицу да Николая Чудотворца о помощи — никогда отказу не было, приходили пособить...

Иногда крестьяне из села Кондопожское наведывались. Яко от руки Христовой принимал Епифаний подаяния, прося боголюбцам милости у Христа, и Богородицы, и Святых Его... А что Христос посылал паче потребы, то отдавал Епифаний другим нуждающимся.