Ростов-папа. История преступности Юга России - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Кисин cтр.№ 97

В романе Владимира Высоцкого и Леонида Мончинского «Черная свеча» есть такой диалог двух заключенных: «С Юртового пришла ксива: на Крученый привалил церковный вор. Грабил храмы на Псковщине, кончал в селе батюшку с попадьей, а блатует как честный вор.

— Зачем лишний базар, Никанор Евстафьевич, неужели мы допустим, чтобы церковный вор хилял за вора честного?.. Он нагреб себе беды на две смерти».

Однако до революции, когда все население России было поголовно верующим, воры-клюквенники (на байковом языке клюквой называлась церковь за характерную форму куполов) были в чести. Храмы, синагоги, монастыри и мечети хранили под своими сводами значительные ценности и пожертвования, при этом сами порой не гнушаясь участием в коммерческих мероприятиях и даже давая деньги в рост. Да и само духовенство особенно ни в чем себе не отказывало, явно забывая о нестяжательстве.

Петр Великий в «Духовном регламенте» называл их «несытыми архиерейскими скотинами». У блистательного Николая Лескова (кстати, выходца из духовной среды) есть так называемые картинки с натуры под названием «Мелочи архиерейской жизни», в которых его няня уверяла, что «архиереи Христа распяли», а князь Петр Трубецкой орловского архиерея Смарагда (Крижановского) почтительнее «козла» никак не величает.

Соответственно, и блатной мир взирал на служителей культа как на носителей несправедливости, а самые циничные рассматривали церковное имущество как свою потенциальную добычу.

При этом в воровском мире был даже свой покровитель — святой Иоанн Воин, которому клюквенники молились перед кражей. Более того, у них существовало поверье, что необходимо заворовать на счастье, дабы удача не покидала в течение года. Заворовать в церкви нужно было либо в Благовещение, либо во время пасхальной заутрени. Зато украсть церковный потир (сосуд для причастия) считалось гнусным поступком, предвещающим несчастья.

Дореволюционные клюквенники сочетали в себе качества и налетчиков, и грабителей, и воров, и карманников. Причем действовали как с тонким расчетом, так и нахрапом. С оружием не расставались. У них не было комплексов по поводу применения его по отношению к служителям культа обоих полов.

Ростов и тут не был исключением. Мы уже говорили о трагедии архимандритов армянского монастыря Сурб-Хач Арутюна Аламдаряна, Адама Тер-Никохосяна, Вагана Тер-Григоряна. Но там работали не воры-клюквенники, а профессиональные налетчики, которым все равно было, кто перед ними. Нахичеванского вентерюшника Калинина архиерейский сан не смущал, анафема не пугала. Он пытал священника так же, как делал бы это с любым другим мирянином.

В 90-х годах XIX века беглый стрелец савотейный Дмитрий Моисеенко обчистил квартиру известного на весь Ростов и почитаемого на Богатяновке священника Покровского собора Лазаря Крещановского. Такое кощунство мог совершить только пришлый — отца Лазаря уважала богатяновская хевра, он не раз помогал местным «мазам». Да и не принято было на Богатяновке следить в собственном доме. Поэтому чужака вычислили сами и сдали полиции.

В 1901 году известный громила Михайла Ростовский со своей бандой совершил тягчайшее святотатство — убийство с целью грабежа в Старочеркасском женском Ефремовском монастыре.

В ночь на 11 марта 1904 года была ограблена монастырская церковь в Новочеркасске, а за несколько дней до этого произошла попытка разбойного нападения на другую новочеркасскую церковь, в ходе которого был убит сторож. Сочетание разбойника с клюквенником — адская смесь, армянские архимандриты знали это по своему опыту. Поэтому к розыску были подключены ростовские сыщики, установившие, что здесь работали «гастролеры». Помощник пристава Яков Блажков уже на следующий день узнал, что два залетных вора недавно прибыли в Ростов и остановились в притоне Ивана Марколенко на Сенной, 117. В ночь нападений они отсутствовали на месте. Филер обнаружил одного из них, Михаила Кастрова, в гостинице Тихонова на углу Таганрогского и Темерницкой. При нем было найдено 150 рублей мятыми бумажками, как раз такими, какие прихожане бросают в ящик для пожертвований. Второго залетного, назвавшегося при задержании персидскоподданным Михаилом Хахладжевым (он же крестьянин Михаил Сорокин), взяли на расслабоне — в публичном доме на Восточной. Крестьянин просаживал церковные денежки на грешное дело.

В том же году, 7 октября, уже в Ростове клюквенники ограбили Покровскую церковь отца Лазаря. Представители народа-богоносца приставили лестницу с паперти к окну на верхнем этаже, разбили стекло, спустились внутрь по веревке. Спокойно собрали драгоценные сосуды, содрали серебряный переплет с напрестольного Евангелия, взломали свечной ящик и забрали оттуда деньги. Ушли тем же путем. Всевышний, увы, не покарал их за это. Преступление осталось нераскрытым.

Впрочем, Покровский собор вообще был любимым у босоты. Грабили его регулярно — в 1824, 1849, 1863, 1880 годах. В последнем случае увели всю золотую и серебряную церковную посуду, в том числе и вызолоченную чашу весом 1 фунт 88 золотников Дмитриевского придела, подаренную генерал-фельдмаршалом Петром Шуваловым еще на открытие первого в Ростове деревянного Дмитриевского храма при Темерницкой таможне в середине XVIII века.

Характерный для тогдашнего Ростова случай: 6 октября 1906 года на ипподроме прямо во время скачек был задержан вор-рецидивист Сидоров. При задержании он пальнул из револьвера в конного городового Ахтырского, но промазал. Понимая, что по закону от 19 августа 1906 года за покушение на чина полиции его ждет военно-полевой суд и известный приговор в течение 24 часов, мазурик не нашел ничего лучше, как объяснить свои действия тем, что, мол, стрелял он не в городового, а «в священника проходившей мимо ипподрома на кладбище похоронной процессии».

Иными словами, ростовский клир в былые времена мог чувствовать себя не более спокойно, чем любой ростовец.

Это было особенно актуально, когда гулял на свободе один из самых известных российских клюквенников Варфоломей Стоян.

Отчаянный и незакомплексованный крестьянин села Жеребец, Жеребцовской волости, Александровского уезда Екатеринославской губернии родился в 1876 году. За свою недолгую трудовую биографию исколесил всю европейскую часть империи, круша храмы различных конфессий в городах и селах. Но непременно возвращался в любимый Ростов, где проживала его молодая муза Прасковья Кучерова, родом из Мариуполя.

Начинал Варфоломей Андреевич Стоян как настоящий мастер — похищал украшения с икон среди бела дня. Фактически на глазах прихожан, но так, что никому этого не удавалось заметить. Зато брать было что. К примеру, газета «Казанские губернские ведомости» так описывает знаменитую икону Казанской Божьей Матери, похищенную Стояном: «Чудотворный образ Казанской Божией Матери, явленный в 1579 году, — иконописной работы, 6 вершков вышины и 5 вершков ширины. Обшит малиновым бархатом с прорезанными отверстиями для Ликов Богоматери и Спасителя и для руки Спасителя. Лик Богоматери и Спасителя, а также рука Спасителя покрыты слюдой. На образе риза и венец золотые, гладкие; на венце Богоматери корона с крестом, серебряная с красной искристой эмалью, украшенная бриллиантами, из коих шестнадцать крупных и девятнадцать мелких. На венце Спасителя корона серебряная, в ней один аметист, два синих яхонта, двадцать девять алмазов. <…> Нерукотворный образ Спасителя — иконописной работы, мерой 8 и 7 вершков, оклад и венец серебряные, 84-й пробы, вызолоченные. Убрус сплошь низан мелким жемчугом. На углах и по убрусу положены двадцать два бурмитских зерна, обнизанные средним жемчугом, на нижних углах двенадцать крупных жемчужин».