Ростов-папа. История преступности Юга России - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Кисин cтр.№ 96

Воры, непременно прилично одетые, рано утром (отсюда пошло и название: искаженное немецкое Guten Morgen — с добрым утром) звонили в квартиру еще спящих хозяев. Им открывала заспанная, плохо соображающая прислуга. Посетитель вежливо интересовался, проcнулись ли хозяева. А поскольку нет, просил передать им записку. Пока неграмотная прислуга-деревенщина бегала будить барина и совать ему под нос бумажку с затейливыми ругательствами, скокарь сгребал в охапку все, что висело на вешалке в передней — шубы, манто, салопы, шапки и т. п. — и бесшумно рвал когти.

Таким образом была обворована квартира помощника присяжного поверенного Иосифа Лившица на Николаевской, 106. Галантный вор «приделал ноги» адвокатскому пальто и сюртучной паре. Похитителя вскоре нашли. Лившиц был изумлен, когда на очной ставке ему представили вора, которого он лишь на прошлой неделе лично и успешно защищал в суде.

В гостиницу Щелоковой 25 апреля 1892 года прибыл молодой человек с одним саквояжем, записавшийся под именем Ивана Ивановича Орловского и поселившийся в № 43 рядом с номером хозяйки. Через 3 дня он исчез, а с ним и деньги хозяйки. Взломали дверь в его номер — саквояж остался, в нем стамеска, два больших ключа, камень, хлеб, колбаса, грязное белье и записка: «Благодарю за полученную сумму денег, сожалею, что пришлось получить столь мало. Разыскивать же меня не советую, ибо, когда вы будете читать сие письмо, я уже буду на пути к черту». Выяснилось, что незадолго до этого Орловский с такой же программой посетил Таганрог.

Обожающие понты ростовские скокари порой и вовсе разыгрывали целые спектакли, когда не удавалось сразу что-то стянуть в передней или лакей оказывался чуть более сообразительным. К известному врачу или адвокату являлся грустный молодой человек, представлялся его коллегой и рассказывал душераздирающую историю собственных жизненных драм (всех вариантов не перечесть), завершая рассказ деликатной просьбой «выручить незначительной суммой для отъезда из города». Добившись желаемого, молодой человек рассыпался в благодарностях, обещал непременно выслать деньги при первой же возможности и с достоинством покидал «коллегу», успевая прихватить с собой что-либо ценное, пока великодушный хозяин ходил за деньгами.

Так, утром 13 августа 1903 года известный домушник Владимир Богданов (Вовка Аблакат) явился утром на квартиру присяжного поверенного Антона Писарева (Большая Садовая, 33). Скромно одетый юноша попросил вспомоществования для отбытия на родину. Адвокат подозрительно оглядел просителя, но денег дал — невелика была потеря.

Однако на следующий день он встретил юношу вновь в подъезде своего дома. При этом адвокат заметил, что парень отчего-то невообразимо растолстел всего за сутки. Толком объяснить свое нахождение в подъезде он не мог, но, поднявшись на свой этаж, Писарев обнаружил открытой дверь квартиры, откуда пропали ценности и носимые вещи.

Вор-«гут-морген» успел надеть их на себя, с чем и был задержан на квартире у сожительницы.

Хозяйка квартиры на Скобелевской на рассвете застала дома вора. Подняла шум. Домушник ее успокоил: «Да не кричите вы, сударыня. Я обошел всю вашу квартиру и не нашел того, что можно было бы захватить без риска для себя». Потом спокойно вылез в окно, сел в пролетку, где были еще двое, скомандовал «пш-шел» и убыл.

В декабре 1915 года к врачу Павлу Гарфункелю (угол Малого проспекта и Большой Садовой) прибыли трое одетых в форму студентов-техников молодых людей. Они умоляли эскулапа срочно прибыть к «больному Ревенко» на Сенную, 207. Доктор, подхватив саквояж, поспешил на Сенную. В квартире № 4, к своему удивлению, больного не сыскал, зато тут же застал коллег — докторов Левенциглера, Димитракоса и Финкельзона. К ним тоже приходили техники, умоляя спасти жизнь товарищу. Подозревая неладное, врачи метнулись по домам, но застали лишь раскуроченные квартиры.

Как наиболее многочисленная группа воров, домушники не брезговали ничем. Степан Швецов писал: «Горничная одной акушерки поставила в коридоре, выходящем во двор, самовар. Вошел прилично одетый мужчина и спросил, может ли он видеть барыню. Услышав в ответ, что акушерка спит, он вынул записную книжку, написал что-то и, вырвав листок, попросил горничную срочно передать записку. Та выполнила просьбу. Разбуженная акушерка с удивлением прочитала… стихи:

И действительно, когда акушерка и горничная выбежали в коридор, самовара уже не было».

Зарисовка Швецова сделана с натуры. Подобным же образом была совершена кража самовара у Пинхуса Голдштейна на углу Богатяновского и Большой Садовой. Прислуга поставила самовар, отвернулась, чистила нож, повернулась — самовара как не бывало.

Интересна дальнейшая судьба самоваров. Одному из торговцев на Покровском базаре предложили купить большой медный самовар. Недорого, лишь бы на опохмел хватило. Негоциант, не будь дурак, самовар взял — товар ходовой, барыш с него будет знатный. Вечером принес его домой, где прислуга, заламывая руки, с плачем пожаловалась на кражу самовара. Вгляделись в покупку — точно, он самый, богатяновские скокари всучили шпаку его собственный самовар. И не просто так, а для понту.

У ростовских домушников были и свои предрассудки. Они ни за что не полезли бы в дома, в которых служат кривые лакеи или кухарки, остерегались квартир с попугаями, десятой дорогой обходили строения с нехорошими цифрами — № 11, 22, 44, 66…

Зато в дождь, грозу, снегопад можно быть уверенным, что кто-нибудь именно обязательно «подламывает магазуху», да и в доме с покойником считалось «покойнее тырить». Воровская примета гласит: кому удастся до заутреннего благовеста совершить «золотую тырку» (кражу, не оставляя следов), тот сможет безопасно воровать в течение целого года. Для этого на шее носили правильные амулеты: засушенный палец покойника или жабье сердце.

Плохой приметой считалось срубить угол и обнаружить в нем колоду карт — это вело к скорой неудаче. И уж совсем кошмар — обокрасть горбуна, будь то умышленно или неумышленно. После этой кражи неудачи должны были преследовать вора до самой смерти. Сколько воров — столько и предрассудков.

Это в нынешнее время эта категория воров перешла в ранг малоуважаемых, чуть ли не помоечных. Воровской мир, оказавшийся в советское время вместе со всем населением страны отделенным от церкви, напротив, обрел особую, часто напускную религиозность. Хотя при этом постулаты «не убий, не укради, не желай жены ближнего твоего и ничего, что у ближнего твоего» совершенно не смущали честных босяков.

На «клей» идут с молитвой, грабят с божбой, за решеткой осеняют себя крестным знамением и усиленно посещают тюремные церквушки. По данным ФСИН, ныне от 70 до 84 % заключенных тюрем и колоний считают себя верующими.

Поэтому и воров, покусившихся на церковные ценности, в советское время начали считать утратившими свое воровское достоинство, а за решеткой в лучшем случае помещали на нижнюю ступеньку арестантской иерархии.