– Договорились, – улыбнулся Дронго. – В конце
концов, это не мое дело. А если это он организовал убийство Вилаята Ашрафи?
– Зачем? – резонно спросил адвокат. – Ведь об их
связи знают все члены семьи и даже я. Тогда нужно было убрать в первую очередь
самого Аббаса Ашрафи, президента нашей компании. Ведь убийство его младшего
брата ничего не давало консулу. Наоборот, он подвергал себя смертельному риску.
Раздался звонок мобильного аппарата. Дронго достал из
кармана свой телефон, посмотрел на номер. Звонил следователь Федосеев.
– Добрый день, – глухо начал следователь, – хочу
сообщить вам, что вчера прокурором подписано постановление об освобождении
Голованова и замене ему заключения под стражей подпиской о невыезде. Вы
удовлетворены?
– Вполне. Спасибо.
– Это вам спасибо за помощь. Я хочу сообщить, что вчера мы
провели эксгумацию трупа этой собаки. Он почти разложился под действием яда. Вы
были правы. Наши эксперты убеждены, что это действие одного и того же яда. Я
позвонил, чтобы сообщить вам об этом. Если будут какие-нибудь новости, можете
звонить мне в любое время. До свидания.
Дронго убрал телефон, посмотрел на сидевшего адвоката.
– Они эксгумировали труп собаки, – сообщил он своему
собеседнику.
– Ну и... – не выдержал Муса Халил.
– Это был тот самый яд, которым отравили Вилаята Ашрафи.
Теперь в этом нет никаких сомнений.
Глава 17
Он понимал, что подбирается к возможному убийце все ближе и
ближе. Решающая схватка должна была произойти довольно скоро. Оставалось
вычислить, кто из соседей мог применить этот яд. После ухода адвоката он
позвонил Сергею Вуличенко. Ведь Муса Халил вспомнил, что они бывали в казино
вместе с ним.
– Добрый день, господин Вуличенко, – сказал он, услышав
уже знакомый голос, – это говорит Дронго.
– Кто? – не сразу понял бизнесмен.
– Мы встречались с вами в ресторане «Ваниль», когда вы были
там с супругой. А я был с канадской журналисткой Ритой Эткинс.
– Да, конечно. Я вас вспомнил. Узнали что-то новое насчет
несчастного Вилаята?
– Пока работаю. Мне нужно с вами переговорить.
– Это так срочно?
– Желательно.
– Дело в том, что я улетаю в Берлин на переговоры. Через час
буду в аэропорту. Вернусь в среду.
– Это поздно, – пробормотал Дронго, – вы летите
через VIР-зал?
– Конечно.
– Когда вы там будете?
– Через полтора часа. Если вы сможете туда приехать, то мы
могли бы переговорить. Все равно я должен быть там хотя бы за сорок минут до
вылета.
– Какой у вас рейс?
– На Берлин. Кажется, вылет в два часа дня.
– Я приеду в аэропорт, – решил Дронго.
– Договорились, – согласился Вуличенко.
Дронго перезвонил Эдгару Вейдеманису.
– Вам нужно дать мне любые сведения по соседям в доме
погибшего, – попросил он, – все, что может быть интересно. И обо
всех. Даже о владельцах погибшей собачки. Я сейчас подумал, что мы могли
ошибаться.
– В каком смысле? – не понял Эдгар.
– А если собачка лизнула не панель, а просто каким-то
образом добралась до яда, который хранился в квартире Дарсалия. Такое тоже
возможно. В хорошем детективе можно было сделать убийцами этих стариков, как
воплощение небесного наказания, когда после убийства бизнесмена погибает их
любимая собака.
– Тогда автору нужно было бы придумать мотив
преступления, – усмехнулся Вейдеманис. – Какой мотив для убийства
может быть у двух стариков из Абхазии. Там нет никаких пересекающихся интересов
с работой компании Ашрафи. Разве если они захотят спекулировать мандаринами.
– Их внук – вице-губернатор, – в шутку напомнил
Дронго, – может, они хотели устранить конкурирующую фирму, чтобы там
участвовала компания их внука. Вот тебе и повод.
– В таком случае почему он доверил это убийство своим
старикам. Вполне мог бы нанять обычного киллера. Раньше это было совсем
недорого, а сейчас можно найти исполнителя за несколько тысяч долларов. И не
придумывать ничего с ядом. Нет, такая версия в детективном романе выглядела бы
малоубедительной. Ты же прекрасно знаешь, что мотивы должны быть очень
конкретные. Деньги, месть, зависть, ревность, ненависть. Сильные чувства. А в
основе чаще всего деньги. Такой универсальный мотив для преступления. К моему
большому сожалению.
– Муса Халил привез ему большую сумму денег наличными,
которая потом неизвестно куда исчезла, – пробормотал Дронго, – вполне
подходящий мотив.
– Это было в день смерти?
– Нет, еще в июле месяце.
– Тогда это не считается. За несколько месяцев Ашрафи мог
потратить эти деньги, прокутить, просто проиграть в казино. Нет, это явно
неподходящий мотив.
– Муса Халил утверждает, что погибший был человеком
достаточно разумным и не очень азартным. Он любил красивых женщин, дорогие
машины, был достаточно вспыльчивым человеком, но в залах казино много денег не
оставлял. Там он умел себя контролировать.
– Конечно умел. Он же не был идиотом.
– Он бы не проиграл такую сумму. Однако денег дома не нашли.
И учти, что он бывал в Москве только наездами. С собой он не стал бы брать
такую сумму наличными. Зачем ему проблемы на границе с таможенниками? Тогда
получается, что он куда-то их потратил или кому-то отдал. Вот это более
подходящий мотив для преступления.
– В этом доме живут очень обеспеченные люди, – напомнил
Вейдеманис, – там все потенциальные миллионеры. Может, за исключением этих
стариков из Абхазии. Но их внук тоже человек далеко не бедный, если сумел
купить своим родственникам такую квартиру. Правда, мы проверили, он оформил ее
на имя своей супруги. Но это обычная практика у чиновников подобного ранга.
– Проверьте, у кого могли быть финансовые затруднения в последнее
время. Сейчас экономический кризис. Может, кто-то одолжил эту сумму у Ашрафи.
– Мы, конечно, проверим, но мне кажется, что ты не совсем
прав. Он бывал в этой квартире наездами, не владел русским языком и не мог бы
сам общаться с соседями без переводчика. И тем более отдать кому-нибудь из
незнакомых людей такую сумму денег. Мы все проверим, но я уверен, что не найдем
такого человека. Как и не нашли химика среди соседей. Твой следователь
проверяет их досье?
– Говорит, что проверяет.
– И тоже ничего не может найти, – напомнил
Вейдеманис, – а может, он одолжил деньги охраннику. Хотя тоже
неправдоподобно. Он солидный бизнесмен и не стал бы отдавать такие деньги
обычному охраннику, который получает зарплату и никогда в жизни не сможет
вернуть даже десятую часть этих денег. У меня больше не осталось никаких
версий.