Вы признаны опасными  - читать онлайн книгу. Автор: Елена Михалкова cтр.№ 35

Я подняла на гостя вопросительный взгляд.

– Не спрашивайте! – умоляюще воскликнул он. – Знаю, идиотизм. Наш юридический отдел перестраховывается. Поверьте, вам это не пригодится.

Я перевернула лист. Нет, нигде ничего не приписано мелким шрифтом.

– Вы так и не скажете мне, о какой возможности и какой способности идет речь? Здесь написано – «некоей».

Он покачал головой.

– Нет, Елизавета Сергеевна, не скажу. Поверьте, это в ваших же интересах.

– И даже после того, как я подпишу, откажетесь удовлетворить мое любопытство?

– В особенности после того, как вы подпишете, – заверил он. – Иначе вы себя поедом съедите. Будете примерять на себя несостоявшуюся судьбу и искать пути ее осуществления. И жалеть, жалеть, жалеть! Так уж устроена человеческая природа. Можете мне поверить.

Да, наверное, подумала я, он прав. Лучше не знать, от чего отказываешься. Достаточно быть уверенным в том, что это так же далеко от тебя, как вершина Эвереста.

Я взяла обычную шариковую ручку и поставила подпись. Рука моя не дрожала, и только в конце нажим вышел чрезмерным – кончик фамилии оказался слегка смазанным.

Представитель встал.

– Благодарю вас! – он прижал руку к сердцу и учтиво поклонился. – Позвольте?

Я протянула ему договор. У меня было странное чувство: я жалела, но не о том, что только что поставила подпись, а о том, что он уходит.

Договор исчез в его руках, будто у фокусника. Подойдя к двери, представитель нахлобучил на голову слегка мятую шляпу (уверена, что ее нигде не было во время нашего разговора и он не снял ее с вешалки), и уже взявшись за ручку двери, напоследок обернулся ко мне и снова провел ладонью в воздухе, будто стирая формулу с невидимой доски.

Мне показалось, что рядом с вентиляторами что-то едва заметно вспыхнуло и погасло.

– А это маленький бонус, – сказал он и мягко улыбнулся. – В благодарность за продуктивное сотрудничество.

Он так и выразился: продуктивное сотрудничество. И ушел. А я осталась в кабинете, сжимая в руках чашку, из которой не отпила ни глотка, рядом с двумя бесшумно работающими вентиляторами.

С тех пор прошло два года. Большинство из вас видели наш фильм. Он получился… Ладно, даже я, не склонная к избыточной патетике, назвала бы его потрясающим.

Маленький человечек, как выяснилось, кое о чем забыл упомянуть. Не подумайте, что это плохо. Скорее, он утаил, какие дополнительные возможности открываются передо мной с подписанием договора.

Вы же знаете, что Бегемота в нашем фильме сыграл актер, которого давно списали со счетов. Его полагали слишком старым. После шептались, что он побывал в омолаживающей клинике в Израиле, твердили о каких-то уколах, операциях… Честно говоря, не знаю и не хочу знать, что он с собой сделал. Но когда человек, которого мы все привыкли видеть в старых добрых комедиях, превратился в кота Бегемота… Это было невероятно. Это было потрясающе.

А актрису, сыгравшую в одном старом сериале гордую польку, подругу бандита, я утвердила без прослушивания. Откуда-то я знала, что она подойдет и будет идеальной Маргаритой, и так оно и вышло.

Зрители завалили нас благодарственными письмами. Они писали, что наш фильм – лучшее, что они видели за много лет. Два таких письма, самых проникновенных, висят на стене моего кабинета, вставленные в рамку. Дорофеев лично вручил их мне со словами: «Перечитывай каждый день, ты это заслужила».

Я выяснила, что мне больше нравится Эгейское море, чем Ионическое.

Поэтому если вы хотите спросить меня, все ли в моей жизни хорошо после сделки с дьяволом, я отвечу вам: да, все хорошо.

Вот только иногда меня охватывает странное чувство. Как будто, проходя в тысячный раз давно исхоженными тропами, я вдруг слышу тихий скрип и на меня веет прохладным ветром из приоткрывающейся двери. Я знаю, что она где-то рядом, буквально в двух шагах. И знаю, что она никогда не откроется для меня.

Я твердый человек и довольно несентиментальный, как вы могли заметить. Но у меня всякий раз перехватывает горло, и я ничего не могу с собой поделать. Я вижу книгу – ту самую, которую никогда не напишу, потому что давно забыла о своих заметках в нижнем ящике стола. И ко мне подступает непередаваемое ощущение. Кажется, будто я стою в сиянии восходящего солнца на вершине горы, покрытой сверкающими снегами, и меня переполняет счастье – огромное как мир и бесконечное как вселенная. Это очень странно, но я никогда больше не испытывала его в полной мере с тех самых пор, как за моим гостем в потертом пиджаке закрылась дверь.

Я стою на вершине горы, и в голове моей под звуки несуществующей симфонии теснятся мысли и образы, складываясь во что-то, что всегда останется со мной.

Но когда я прихожу в чувство, то вижу себя на проходной или на стоянке рядом с офисом.

Ощущение подступающего счастья исчезает. Исчезает и книга, а с ней и истории, о которых я грезила когда-то, – те, над которыми люди будут плакать и смеяться. Все, что остается, – мысль о небе, том самом, которое можно увидеть, только стоя на вершине Эвереста.

Я пытаюсь представить его цвет – и не могу.

Я написала «Патруль» для конкурса рассказов по миру «Дозоров» Сергея Лукьяненко – и забыла отправить вовремя. Конкурс прошел без меня, рассказ остался лежать в столе. Сейчас он публикуется впервые.

Когда я увидел в списках, кого поставили со мной на дежурство, то приуныл. Салаг подсунули, поганцы! Значит, ни с Рыжим пивка попить, ни с Лешкой за жизнь побазарить. Я пробежался по кишкообразным коридорам и заглянул к Юрганову:

– Иван Семеныч, смилуйтесь!

И глаза выкатил жалостливые-жалостливые.

Юрганов – вредный старикашка. Губами пошлепал, бровями пошевелил и дребезжит:

– Если у тебя, Дима, базедова болезнь, так тебе бюллетенить пора, голубчик. А если здоров, не канючь, а займись делом. Ты у нас взрослый мальчик!

И гугукнул еще эдак насмешливо, как сова в ночи. Я иногда думаю, что у Юрганова и голова на сто восемьдесят градусов поворачивается. Зря, что ли, у него шеи нет.

Вздохнул я и поплелся на кэпэпэ, подбирать навязанных мне салаг.

Мелкотня отиралась возле будки и развлекала сидящего там Горыныча бородатыми хохмами и пересказами институтских розыгрышей. Постоял я за стеночкой, послушал и решил, что не так уж плохи мои дела. Во-первых, салаги попались неглупые, раз к Горынычу нашли подход. Он у нас тип такой, неоднозначный. Рассказывают, по ночам из будки время от времени доносится слюдяной шелест, будто разворачивают гигантский бумажный веер. А уж то, что косяк опален изнутри, никто словно и не замечает: привыкли.