Радость, словно нож у сердца  - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Эриксон cтр.№ 39

– Неудивительно, – кивнул Марк.

– Как вы полагаете – то, что инопланетяне не стали брать выпускника Итона, что-то означает?

Немного поколебавшись, он ответил:

– Надеюсь.

– Вот и я надеюсь, Марк. Вот и я.

Стена ее комнаты сейчас представляла собой множество экранов, демонстрирующих передачи различных телеканалов и веб-трансляции. Новостные каналы, словно соревнуясь друг с другом, непрерывно передавали репортажи о том, как прекращение насилия сотрясло сами устои человеческой культуры, грозя поставить цивилизацию на колени. Небывалую доселе популярность приобрели философы – интервьюеры, запинаясь, зачитывали вопросы, а потом озадаченно таращили глаза, выслушивали ответы на них.

Хотя, надо признать, готовые ответы тоже не всегда находились. Но, по крайней мере, большинство философов, которые в своих старомодных костюмах выглядели так, словно их только что вынули из нафталина и наскоро отряхнули от пыли, верно ухватывало суть дела – заключавшуюся вовсе не в инопланетной технологии, а в отношении землян к ближнему своему.

По другим каналам, как и раньше, шли ситкомы и реалити-шоу. Продолжались спортивные соревнования, толпы болельщиков приветствовали своих кумиров, пожирая чипсы и хот-доги, и общее впечатление от всего было такое, что цивилизация настойчивей, чем когда-либо, подчеркивает – с ней все в порядке. И тем не менее сквозь него пробивалось другое ощущение – мир сидит на пороховой бочке, и фитиль уже дымится.

– Просто голова кругом, – сказала Саманта Август, вытащила из пачки сигарету и закурила. – Экономика разваливается на глазах, ожидается нехватка самого необходимого, а вы, похоже, умеете лишь указывать, что нам не следует делать, – но не что нам теперь делать взамен того, что мы делали всегда.

– Вы же прекрасно понимаете, Саманта Август, что любые наши распоряжения сейчас вызовут лишь противоположный эффект.

Сэм ткнула сигаретой в сторону одного из экранов.

– Вот послушайте, что он там говорит. Кризис власти. Вы нанесли удар в самое сердце человеческого общества.

– Нельзя ли вот об этом поподробней? – попросил ее Адам.

Она вздохнула, отошла от экранов и улеглась на кровать, глядя в белый потолок.

– Власть – штука хрупкая. Даже небольшие группы людей всегда устанавливают правила, регламентирующие поведение. Ритуалы, табу, что можно и чего нельзя в отношении других. В значительной степени это связано с самоидентификацией, с тем, как группа саму себя определяет. Но и поддержание мира внутри группы этим тоже достигается.

– Понимаю.

– Не уверена. В правилах всегда незримым образом присутствует кнут. Конечно, в небольших группках охотников и собирателей обычно не угрожали никому насилием, чтобы принудить к добропорядочному поведению. Самой страшной угрозой служило изгнание, и оно чаще всего ничем не отличалось от смертной казни, в которой тем самым не было необходимости. Изгнанники, как правило, сами угасали и умирали, лишившись самого важного, что у них было, – собственной идентичности. Преступника следует изолировать. Это древнейшая практика, которой мы, разумеется, продолжаем следовать, просто в современном обществе изгнание не означает смерти.

– А почему? – вдруг спросил Адам, прервав ход ее мыслей.

Она выпустила к потолку струю дыма.

– С ростом населения появляется анонимность. Кроме того, возникают маргинальные группы, субкультуры, отщепенцам становится легче найти таких же, как они, и тем самым восстановить утраченную идентичность – пусть даже среди педофилов, насильников, нацистов и тому подобных. В наши дни к анонимности нередко активно стремятся.

– Поскольку определенная деятельность считается крайне постыдной.

– Да.

– Следовательно, – продолжил Адам, – анонимность позволяет заниматься подобной деятельностью, пусть даже исключительно ради самоидентификации. Тем самым ставя себя вне рамок закона.

– Да, и таким образом появляются преступные сообщества. Однако дело в том, что без кнута не обойтись ни по ту, ни по другую сторону закона – без угрозы насилием и страха, который подобная угроза порождает. Страх делает людей послушными. Столь же важно, Адам, и обратное утверждение: в отсутствие страха, когда нет угрозы насилия, люди превращаются в чудовищ.

– Я не препятствую задержанию преступников, – сказал Адам. – Решение в каждом конкретном случае принимается, исходя из обстоятельств. Однако в основе всех человеческих систем юриспруденции лежит фундаментальное различие между действием и намерением.

– И вы также делаете подобное различие? – спросила Сэм.

– Нет. Чтобы предотвратить преступление, я должен действовать, основываясь на намерениях.

– То есть это ваше всеобъемлющее присутствие способно слушать мысли?

– В этом нет необходимости. Как правило, намерение несложно определить, исходя из различных физиологических индикаторов.

– Иными словами, вы нас читаете, словно раскрытую книгу.

– Но на более глубоком уровне понимания. Насколько мы способны судить, вашей расе во взаимодействии с письменным словом для удовольствия и развлечения понимание зачастую требуется лишь самое минимальное.

– Очень остроумно, Адам, ха-ха. Но давайте вернемся к нашей теме. С человеческой точки зрения, дурные мысли – не преступление. Преступление начинается, когда ты действуешь на их основе. И это совершенно справедливо по отношению к человеческой природе – в душе мы отнюдь не белые и пушистые. – Она махнула рукой в сторону экранов на дальней стене. – Вы же сейчас выступаете в роли верховного судьи человеческого поведения. Вы лишили нас возможности самим об этом судить, и вот здесь-то в ваших рассуждениях и кроется ошибка.

– В чем же именно, Саманта Август, заключается ошибка в наших рассуждениях?

– С нашей точки зрения, взрослый человек – это тот, кто сознательно берет на себя ответственность. К поступкам детей это не относится, и мы полагаем, что они не могут нести аналогичную ответственность, поскольку их мозг пока еще недостаточно созрел, чтобы должным образом осознавать связь между поступками и их последствиями.

– Следовательно, те из взрослых, кто все же совершает преступления, также не постигли эту связь?

– В ряде случаев – да. Остальным просто наплевать. Они сознательно идут на преступление, рассчитывая на то, что их не поймают. В подобных случаях должны срабатывать системы наших верований, как раз и персонализирующие верховного судью человеческой жизни: немигающий взгляд, который все видит, читает каждую мысль и замечает любой грех. И да судимы будете.

– Но лишь после смерти.

– Поместить судью за пределы земной юдоли – единственная гарантия его неподкупности.