Нет, конечно, на Горе знали, как она делается. Но у нас и печи подходящей не было, и топлива, чтобы поддерживать жаркое пламя, да и многих ингредиентов недоставало. Мои товарищи не раздумывали ни секунды. Они рванули к подносам так, будто их все это время морили голодом. И я тоже рванула к ближайшей пицце.
Городскую еду, прямо скажем, не сравнить с той, что мы едим дома. Я уже к этому привыкла. Разве что в тех навороченных местах, куда меня водит Джош, кормят ничего себе. Но эта пицца…
Я широко раскрыла глаза, а потом блаженно зажмурилась. И сама не заметила, как кусок пиццы растаял у меня во рту, и я не раздумывая кинулась за добавкой. Искра поймала мой взгляд, когда я цапнула второй кусок, и заулыбалась.
– О, дары и силы, – ответила я на ее безмолвное «ну как?». – Это что-то невероятное.
– Это оттого, что тебе сейчас скверно! Поэтому и пицца тает во рту, – закивала она. – Нам всегда ее готовят в грозовые ночи. Повышают нам уровень эндорфинов.
С моими эндорфинами был полный порядок – они разве что из ушей не лезли. Я взяла кусок пиццы с другой начинкой – и тоже оказалось вкусно. На четвертом куске я осознала, что, кажется, уже перебор, и бессильно развалилась в своем кресле. Но потом принесли еще пицц, уже сладких – с яблоками, изюмом, медом и пряностями. Не попробовать их было бы свинством.
Все объелись до одурения. Разговоры мало-помалу стихли; народ рассаживался где придется, в том числе на полу. Кто-то включил видсистему: показывали заведение наподобие клуба. Там было вообще не протолкнуться. Но музыка звучала приятная.
– Это запись? – спросила я у Трева.
Он тряхнул лохматой шевелюрой:
– Нет, это грозовая вечеринка. Народ, кому не надо с утра на работу, когда объявляют бурю, собирается в любимых клубах. Они там тусуются, танцуют, выпивают, пока гроза не стихнет. А это, надо думать, ролик с какой-нибудь знаменитостью.
Я кивнула. Понятно, стадный инстинкт. Мы, Охотники, набившиеся в гостиную, в точности как те тусовщики в клубе. Буря – это что-то очень большое, очень страшное. И нам хочется сгрудиться, прижаться друг к другу и заняться чем-то, чтобы отвлечься от бушующей снаружи стихии.
И это навело меня на мысль о Марке. Я отправила ему сообщение: «Пиццы хочешь?»
Он ответил сразу же: «Я подумывал об этом. Но неохота толкаться».
Не вопрос, Марк! «Я тебе принесу», – написала я. А то так нечестно. Марк все-таки мой лучший друг здесь, в штабе. И что, моему лучшему другу теперь без пиццы сидеть?
3
Я постучалась в дверь Марка Паладина. Меня прямо к этой двери привел перском: раньше-то я у Марка никогда не бывала.
– Доставка пиццы! – выкрикнула я.
Я держала на весу поднос, заваленный кусками пиццы, в том числе и сладкой.
Поднос каким-то неведомым образом не остывал и подогревал пиццу. Марк открыл дверь, и я вручила ему поднос.
– Ты что, ходил по Отстойнику и всех предупреждал? – осведомилась я.
Он, кажется, удивился, что я спросила. И ему было приятно.
– Они вообще знают про погоду побольше нашего, – сообщил он. – Но да, я их всех уговорил спрятаться – всех, кого нашел. На самом деле с укрытиями у них все не так плохо, как можно подумать. Защита от бурь у них имеется.
От бурь – да, а от пришлецов – нет. Именно поэтому Охотники несут дозор в Отстойнике – я так это понимаю. И Марк, видимо, со мной согласен.
Марк неловко топтался у двери. Все с ним ясно. Паладин же Христовый, да вдобавок он помолвлен с девушкой. Держать меня на пороге вроде как невежливо. А пригласить в комнату нельзя, потому что это якобы угрожает моей добродетели. И его, кстати, тоже. Да, представьте, у Христовых вот так. Типа, Марк, приглашая меня к себе, нарушает обет верности, данный невесте. И наши с ним души рискуют оказаться в аду.
– Ты молодец, что о них позаботился, – сказала я. – Ну, раз голодная смерть тебе больше не грозит, я, пожалуй, пойду назад.
– Если хочешь понаблюдать за бурей, включи какой-нибудь внешний штабной канал, – посоветовал Марк. – Всякий раз радуюсь, что крыша у нас железобетонная.
Я кивнула. Марк, уже не в силах терпеть, принялся за еду. Он вежливо предложил и мне разделить с ним трапезу, но я покачала головой:
– Ешь сам на здоровье. Хорошо хоть водостоки какое-то время будут чистые.
– Ага. Еще пару дней в резервуарах будут вылавливать мертвых пришлецов. Прикинь, до чего паршивая работа.
Вот оно что. Значит, ливневые водостоки ведут в резервуары.
– Дома мы тоже собирали дождевую воду. Она не такая ядовитая, как в источниках и колодцах. – Дом, где раньше жил Марк, был местом гиблым. – Но теперь-то нам без большой нужды возиться не придется, – улыбнулся он. – И все благодаря тебе. Мне сегодня пришла первая пачка писем с тех пор, как мои переехали. Они от ваших гор в восторге… – Тут Марк моргнул. – Ой, а ты письма получила?
Марк не в курсе, что я получаю письма когда захочу. Ча у меня за почтальона: доставляет мне письма Учителей и относит в Монастырь мои. Но так я переписываюсь только с Учителями.
– Наверняка получила. Я еще у себя не была.
Мне уже просто не терпелось добраться до своих комнат. И буря тут была вовсе ни при чем.
– Тогда беги, не буду задерживать. Я как раз читаю свои, пока одолел половину. – Марк улыбнулся и, покраснев, слегка потупился. Значит, пришло письмо от его девушки. И, скорее всего, не одно.
– Джесси, да? – уточнила я. – Ее зовут Джесси, верно?
– Ага, Джесси.
Марк смущался, словно школьник перед первым свиданием. Христовые вечно так смущаются. Они же выбирают себе спутника раз и навсегда. Если, конечно, выбирают – а то ведь Христовых часто обручают в детстве без их согласия. Марк никогда ни с кем не гулял, не заигрывал и ни за кем не ухаживал. Опыта никакого – не то что у наших ребят, на Горе. Но зато он так мило краснеет. Сразу видно, парень втюрился по самые уши.
– Спасибо, что сказал про письма! – Я двумя пальцами отсалютовала Марку и двинулась по коридору.
– Спасибо за пиццу! – сказал он мне в спину.
В коридорах, обычно безлюдных, сейчас время от времени кто-нибудь да попадался – по большей части персонал в униформе. Марк не ошибся: когда я открыла свою дверь, сразу же заметила на столике возле дивана целую коробку писем.
Я от души порадовалась, что теперь я Элита и на меня не таращатся изо всех углов видкамеры. Все-таки письма из дома – это дело личное.
В коробке оказалась пачка писем от Учителей: на конвертах стояли лишь имена, а обратным адресом значился Анстонов Родник. Не Монастырь. Наверху лежала стопка писем от Учителя Кедо. Я плюхнулась на диван и вскрыла первое письмо.