— Верно.
— По-видимому, он изливал свой гнев после школы, — говорит Хелен. — Вопросов больше нет.
Сегодня слушания по делу отложили рано, потому что у судьи Каттингса был запланирован визит к доктору. Когда последние зрители покидают зал, я собираю свои бумаги и запихиваю их в портфель.
— Что ж, — обращаюсь я к Эмме, — я бы хотел заглянуть к вам и обсудить, что ты будешь говорить в суде.
Краем глаза я замечаю, как к нам направляются Тео с Генри.
— Мне казалось, мы уже все обсудили, — многозначительно ответила Эмма.
Это правда. Но будь я проклят, если вернусь в свою контору, когда знаю, что Генри с ней под одной крышей!
— Никогда не мешает повторить, — замечаю я. — У нас две машины. Зачем вам всем тесниться в одной. Может быть, поедешь со мной?
Я смотрю Эмме прямо в глаза.
— Отличная идея! — отвечает она. — Джейкоб, может быть, и ты поедешь?
Вот так и получилось, что я плетусь в хвосте у арендованной Генри машины, рядом со мной, на пассажирском сиденье, Джейкоб — его удалось усадить сюда после небольшой истерики, потому что он предпочитает ездить на заднем сиденье, а в моем грузовичке такового не имеется. Он крутит радио, которое ловит только станции АМ-диапазона, потому что мой автомобиль настолько древний, что его, наверное, собрали еще при Моисее.
— Ты знаешь, почему станции АМ-диапазона лучше ловятся ночью? — спрашивает Джейкоб. — Потому что верхние слои атмосферы лучше отражают радиосигналы, когда солнце меньше разогревает своими лучами верхние слои атмосферы.
— Спасибо, — отвечаю я, — без этого я бы не заснул.
Джейкоб удивленно смотрит на меня.
— Правда?
— Нет, я шучу.
Он скрещивает руки на груди.
— Слышал бы ты себя в суде! Я не «догоняю» сарказм. Я сосредоточен только на самом себе. В любой момент я могу совершенно потерять голову, становлюсь сумасшедшим.
— Ты не сумасшедший, — возражаю я. — Просто я хочу, чтобы присяжные признали тебя с точки зрения закона невменяемым.
Джейкоб резко откидывается на спинку сиденья.
— Я не большой любитель навешивать ярлыки.
— Что ты имеешь в виду?
— Когда мне впервые поставили диагноз, мама испытала облегчение, потому что решила, что это как-то может помочь. Я вот о чем: учителя считают, что детям, которые читают книги, предназначенные ученикам на восемь классов старше, и делают сложные математические вычисления уже в третьем классе, не нужна специальная помощь, несмотря на то что они являются предметом постоянных насмешек. Диагноз помог мне получить ИУП, что по-своему хорошо, однако произошли изменения и в худшую сторону. — Джейкоб пожимает плечами. — Наверное, я ожидал, что со мной произойдет то же, что и с моей одноклассницей, у которой огромное красное пятно на пол-лица. К ней подходят и прямо спрашивают, что это такое, а она объясняет, что это родимое пятно и оно не болит. Точка. Никто не спрашивает, можно ли заразиться родимым пятном, как вирусом, никто не прекращает с ней играть из-за пятна. Но как только ты признаешься, что аутист, собеседник начинает говорить громче, как будто ты глухой. И то, за что раньше хвалили — необычайно острый ум или по-настоящему отличная память, — внезапно становится чертами, которые делают тебя еще более странным. — На мгновение он замолкает, потом поворачивается ко мне. — Не я аутист. У меня аутизм, а еще у меня каштановые волосы и плоскостопие. Поэтому я не понимаю, почему меня всегда называют «ребенок с синдромом Аспергера».
Я не отрываю взгляда от дороги.
— Потому что лучше быть ребенком с синдромом Аспергера, чем человеком, который убил Джесс Огилви, — отвечаю я.
Остаток пути мы молчим.
Символично, что Генри появился в тот день, когда еда не была исключительно «по Аспергеру». Эмма приготовила бифштекс с печеным картофелем и подливкой и безглютеновые шоколадные пирожные. Если Генри и заметил отсутствие зеленых овощей — или, в данном случае, пищи не коричневого цвета, — он ничего не сказал.
— Значит, Генри, вы занимаетесь программированием? — начинаю я разговор.
Он кивает.
— Сейчас я занимаюсь тем, что интерпретирую расширяемый язык разметки для веб-приложений «укажи и щелкни» для Ай-пи-фона, что оживит четыре сотни современных американских этнических блюд, придаст им остроту китайских трав и специй.
Он начинает пятнадцатиминутную лекцию о компьютерном программировании, понятную лишь посвященным. Никто из нас его не слушает.
— Похоже, яблоко от яблони недалеко упало, — замечаю я.
— На самом деле я работаю на компанию «Эдоби»,
[21]
— замечает Генри.
Смеемся только мы с Тео. Интересно, а Генри кто-нибудь ставил диагноз?
— Вы женились второй раз, не так ли?
Я смотрю на Эмму.
— Да. У меня две дочери, — отвечает он и тут же добавляет: — Вдобавок, разумеется, к двум сыновьям.
— Разумеется, — подтверждаю я и разламываю пирожное пополам. — Когда вы уезжаете?
— Оливер! — одергивает меня Эмма.
Генри смеется.
— Все зависит от того, как долго продлится суд. — Он откидывается на стуле. — Эмма, ужин был великолепен.
«Подожди до Синей пятницы!» — думаю я.
— Мне стоит подыскать гостиницу. Я не спал целых тридцать шесть часов и валюсь с ног от усталости, — признается Генри.
— Оставайся здесь, — приглашает Эмма, и мы оба — и я, и Генри — удивленно смотрим на нее. — Глупо заставлять тебя тащиться бог знает куда, если завтра утром мы вместе едем в суд, ведь так? Тео, отец будет спать у тебя в комнате, а ты ляжешь на диване.
— Что? — возмущается Тео. — Почему это я должен уступить свою комнату? Почему не Джейкоб?
— Поставлю вопрос по-другому, — отвечает Эмма. — Ты станешь спать на диване или будешь помогать мне успокаивать Джейкоба после очередного приступа?
Тео, разозлившись, вскакивает из-за стола.
— Где взять чертовы подушки?
— Я никого не хочу… — начинает Генри.
— Эмма, — вмешиваюсь я, — можно тебя на минутку?
— Сейчас. Ты хотел поговорить о свидетельских показаниях? — Она поворачивается к Джейкобу. — Дорогой, ты не мог бы убрать со стола и загрузить посудомоечную машину?
Джейкоб встает и начинает убирать посуду, а я тяну Эмму наверх.
— Нужно найти спокойное место, — говорю я и веду женщину в ее собственную спальню.
Раньше я никогда не заходил сюда. Тут тихо, все в прохладных зеленых и бирюзовых тонах. На комоде дзэн-сад с грабелькой и тремя черными камнями. На песке кто-то написал «НА ПОМОЩЬ!».