– То есть вы все это обдумываете целых двадцать лет? – спросил Дерек.
– Да.
– И к чему вы пришли?
– Ни к чему. С одной стороны, разбившийся мотоциклист, с другой – Меган. Вот и все, что у меня есть.
– Думаете, Меган расследовала аварию с Джеремайей Фолдом и за это ее убили?
– Не имею представления. Это я придумал для пьесы. Говорил себе, что выйдет отличная первая сцена. А что, действительно есть какая-то связь между Меган и аварией?
– В том-то и вопрос, – ответил я. – Мы, так же как и вы, уверены, что смерть Меган и смерть Джеремайи Фолда связаны, но между Меган и Джеремайей, похоже, никакой связи нет.
– Вот видите, – вздохнул Кирк, – в самом деле что-то странное.
Теперешний Кирк Харви совершенно не походил на полоумного несносного режиссера, каким он был последние две недели. Зачем было играть эту роль? Зачем эта пьеса без начала и конца? Зачем эти дикие выходки? Когда я задал ему этот вопрос, он удивился, словно речь шла о чем-то самоочевидном:
– Да чтобы жить, Розенберг! Существовать! Чтобы на меня, наконец, посмотрели! Обратили на меня внимание! Я понял, что никогда не раскрою это дело. Я был на дне. Жил в трейлере, без семьи, без друзей. Разве что манил отчаявшихся актеров отблесками недосягаемой славы. Что бы со мной сталось дальше? Когда Стефани Мейлер приехала ко мне в Лос-Анджелес, у меня забрезжила надежда закончить пьесу. Я ей рассказал все, что знал, думал, и она поступит так же.
– Значит, Стефани Мейлер знала, что главной жертвой была Меган Пейделин?
– Да. Я же ей об этом и рассказал.
– И что ей было известно?
– Не знаю. Она поняла, что я не знаю, кто убийца, и тут же собралась уходить. Сказала: “Не могу терять время”. Я требовал, чтобы она хотя бы поделилась со мной своими сведениями, но она отказалась. Мы слегка повздорили в “Белуге”. Я пытался ее удержать, схватился за сумку, и из нее все вылетело на пол. Бумаги, связанные с расследованием, зажигалка, брелок с таким смешным большим желтым шариком. Я помог ей собрать вещи, попытался при этом заглянуть в ее заметки. Но безуспешно. А потом появился ты, любезный Розенберг. Сперва я не собирался ничего тебе рассказывать, меня уже один раз обвели вокруг пальца. А потом подумал, что, быть может, это мой последний шанс вернуться в Орфеа и сыграть на открытии фестиваля.
– Без готовой пьесы?
– Мне просто нужна была минута славы. Все остальное не важно. И я ее получил. Обо мне говорили целых две недели. Я был в центре внимания, обо мне писали в газетах, я командовал актерами и делал с ними все, что хотел. Выпустил на сцену великого критика Островски в трусах, заставил его вопить на латыни – ведь он столько гадостей наговорил в 1994 году про мое представление. И с этим гадом Гулливером, так унижавшим меня в девяносто четвертом, проделал то же самое. Его тоже надо было видеть – почти голый, с чучелом росомахи в обнимку. Я отомстил, меня уважали. Я жил полной жизнью.
– Но объясните, Кирк, что вы задумали в конце спектакля? Там же одни пустые страницы.
– За конец я не волновался. Я думал, вы найдете убийцу до открытия фестиваля. Я на вас рассчитывал. Я бы тогда просто объявил его имя, и так уже известное, и пожаловался, что вы все испортили.
– Но мы его не нашли.
– На этот случай я собирался оставить Дакоту на сцене и повторил бы “Пляску смерти”. Унижал бы Островски и Гулливера часами. Мог затягивать пьесу до бесконечности, хоть до середины ночи. Я был готов на все.
– Но вас бы сочли кретином, – заметила Анна.
– Не большим, чем Браун. Его фестиваль пошел бы ко дну, люди бы потребовали вернуть деньги за билеты. Он бы потерял лицо, и его бы не выбрали на новый срок.
– То есть все это было для того, чтобы ему напакостить?
– Все это было для того, чтобы не быть одному. Ведь, по сути, “Черная ночь” – это мое бездонное одиночество. Но все, что у меня получилось, – это нагадить людям. А теперь еще и эта чудная девочка Дакота между жизнью и смертью, и все из-за меня.
Мы помолчали. Потом я сказал:
– Кирк, вы были правы от начала до конца. Мы нашли вашу пьесу. Гордон хранил ее в банковском сейфе. А внутри закодировано имя Джеремайи Фолда, погибшего мотоциклиста. Значит, должна быть какая-то связь между Джеремайей, Гордоном и Меган Пейделин. Вы все поняли, Кирк. Все кусочки пазла были у вас в руках. Теперь надо просто собрать их вместе.
– Позвольте мне вам помочь, – попросил Кирк. – Я так хочу все поправить.
Я кивнул:
– При одном условии: вы ведете себя прилично.
– Обещаю, Джесси.
Для начала нам надо было понять, что же произошло накануне вечером в Большом театре.
– Я стоял сбоку от сцены, смотрел на Дакоту, – сказал Кирк. – Рядом были Элис Филмор и Джерри Райс. Вдруг раздались выстрелы, Дакота упала. Мы с Джерри бросились к ней, потом подбежала Шарлотта.
– Вы видели, откуда стреляли? – спросил Дерек. – Из первого ряда? От края сцены?
– Понятия не имею. Свет в зале был выключен, а на нас светили прожекторы. Так или иначе, стреляли со стороны публики, это точно, потому что Дакоту ранили в грудь, а она стояла лицом к залу. Вот чего я не могу понять, это как при таких драконовских мерах безопасности в зал сумели пронести оружие.
В попытке ответить на этот вопрос мы, прежде чем допрашивать других членов труппы, собрались с майором Маккенной, Монтейном и Брауном в конференц-зале, подвести первые итоги.
Пока у нас не имелось никаких примет стрелка. Совсем никаких. Камер в Большом театре не было, опрошенные зрители ничего не видели. Все повторяли одно и то же: в момент выстрелов в зале стояла полная темнота.
– Там была черная ночь, потом раздались два выстрела, девушка рухнула, а потом началась общая паника. Как себя чувствует бедная актриса?
Ничего нового мы не узнали.
Маккенна сообщил, что ни в зале, ни на окрестных улицах оружия не нашли.
– Стрелявший воспользовался паникой, удрал из театра и где-то избавился от оружия.
– Перекрыть выходы было невозможно, – добавил Монтейн, словно оправдываясь. – Люди бы передавили друг друга, могли быть жертвы. Никому в голову не приходило, что опасность кроется внутри, зал был надежно защищен.
Но именно в этом пункте, несмотря на отсутствие фактов, мы довольно серьезно продвинулись вперед.
– Как мог вооруженный человек проникнуть в Большой театр? – спросил я.
– Сам не понимаю, – ответил Маккенна. – Парни на рамках имеют большой опыт весьма важных мероприятий. Они обеспечивают безопасность на международных конференциях, парадах, во время визитов в Нью-Йорк главы государства. Процедура очень строгая: зал предварительно обыскивают с собаками, натасканными на взрывчатку и огнестрельное оружие, потом ставят под наблюдение. Ночью туда никто не мог пробраться. А потом и публику, и труппу на входе в зал пропускали через металлодетекторы.